Хотя Морис официально стал жильцом дома с 1916 года, во время войны его там редко видели, приезжал он в Челстон ненадолго, обычно только отдыхать. Слуги предположили, что он был за морем, и это породило немало домыслов о том, чем там занимался. Морис Бланш представлял собой загадку. Однако если кто-то, подобно Мейси, увидел бы, как он ухаживает за розами жарким летом 1929 года, то счел бы, что слово «загадка» плохо вяжется с образом этого старика, одетого в белую рубашку, брюки цвета хаки, коричневые сандалии и панаму.

Мейси не издала почти ни звука, однако Морис поднял взгляд и посмотрел прямо на нее, едва она вошла в калитку. С минуту выражение его лица не менялось, потом смягчилось. Он широко улыбнулся, опустил секатор в корзину и пошел ей навстречу, протягивая руки.

— А, Мейси. Много времени прошло, прежде чем ты все-таки приехала ко мне?

— Да, Морис. Мне нужно с вами поговорить.

— Знаю, дорогая моя. Знаю. Прогуляемся? Чаю предлагать не стану — твой дражайший отец наверняка заставил тебя плавать в жидкости.

— Да, давайте погуляем.

Они вышли через вторую калитку — в дальнем конце цветника — и направились в яблоневый сад. Мейси рассказала о Кристофере Дейвенхеме, о его жене Селии, о несчастном покойном Винсенте и о том, как узнала об «Укрытии».

— Значит, Мейси, ты руководствовалась чутьем. И Кристофер Дейвенхем единственный клиент в этом деле?

— Да. Ну и леди Роуэн теперь тоже в некотором роде клиент — из-за Джеймса. Но мы всегда брались за другие дела, когда считали, что истине требуется наша помощь.

— Конечно. Да, конечно. Однако вспомни: Мейси, вспомни, истина приходит к каждому по отдельности, — поэтому нам следует лучше познать себя. Вспомни ту француженку, Мирей. Мы оба знаем: мой интерес в том деле объяснялся тем, что она напоминала мне мою бабушку. Требовалось обнаружить кое-что в себе, а не просто раскрыть дело, которого власти совершенно не понимали. А что, Мейси, здесь есть для тебя? — Морис коснулся пальцем места, где билось ее сердце. — Что в твоем сердце требует света и понимания?

— Морис, я примирилась с войной. Я теперь уже не прежняя, — запротестовала Мейси.

Они шли дальше по яблоневому саду. Мейси была одета по-летнему: в кремовую льняную юбку, длинную льняную блузку с матросским воротником и кремовую шляпку, чтобы защитить нежную кожу от солнца, — и все-таки ей было жарко.

Когда они погуляли больше часа, Морис повел Мейси обратно к дому вдовы, в прохладную гостиную. Комната была обставлена со вкусом, на креслах лежали чехлы из легкой светло-зеленой ткани с цветочным узором. Такие же портьеры, казалось, отражали густой сад с наперстянками, алтеем и дельфиниумом. Когда наступала зима, легкие ткани заменялись толстым зеленым бархатом, и чехлы кресел приносили в комнату желанное тепло. Сейчас комната была светлой, полной воздуха, и в ней слегка пахло сухими духами.

Там были кое-какие свидетельства путешествий Мориса — в форме произведений искусства и украшений. А в кабинете Мориса, смежном с гостиной, на стене висели в рамках два письма — от правительств Франции и Британии с благодарностью доктору Морису Бланшу за его особые услуги во время войны 1914–1918 годов.

— Вечером я жду гостя для воспоминаний за бокалом шерри. Это главный констебль Кента, мой старый друг. Я спрошу его об этом «Укрытии», Мейси. Я доверяю твоей интуиции. Поезжай туда завтра, действуй по плану, который описала мне, и давай поговорим еще завтра после ужина — ты наверняка будешь ужинать с отцом — и снова заглянем в твои записи, посмотрим, что еще обращается к нам с этих страниц.

Мейси согласно кивнула. Когда она осознала, как одиноко было работать без Мориса, ее охватили предвосхищение и радость. Перед уходом Морис немного задержал ее.

— Новая книга. Думаю, она будет тебе интересна. «На западном фронте без перемен». Ты наверняка читала отзывы и рецензии.

Мейси приподняла брови, хотя никогда не пренебрегала рекомендациями Мориса Бланша.

— Имей в виду, Мейси, хотя всегда существуют победитель и побежденный, с обеих сторон есть невинные люди. Настоящее зло несут немногие, и для этого им даже не нужна война — они и так действуют среди нас, — однако война, когда требуется, является для них прекрасной ширмой.

— Да, Морис, наверное, в этом вы правы. Я прочту книгу. Спасибо. И загляну к вам завтра, когда вернусь из «Укрытия».

Когда Мейси повернулась, чтобы идти по дорожке через сад к конюшне и коттеджу, Морис ее остановил.

— И вот что, Мейси: когда будешь в «Укрытии», подумай о природе масок. У всех нас есть свои маски.

Мейси Доббс крепко сжала книгу, кивнула и помахала рукой Морису Бланшу.

В ясный солнечный день «Укрытие», казалось, вполне оправдывало свое название, поскольку представляло собой место, способное дать человеку приятный отдых от треволнений внешнего мира. Подъехав к кованым готическим воротам со столбами из неотесанного камня, Мейси увидела сквозь проволочную ограду залитую солнцем ферму. Дорога, ведущая от ворот к фасаду дома, была пыльной, легкое марево поднималось над ней к голубому небу с редкими пушистыми облачками.