Таня вытащила из булки сосиску, отломила середину, с одной стороны дырку заткнула хвостиком от сосиски, с другой – пропихнула два ореха и заткнула их оставшейся частью сосиски. Внешне и не догадаешься, что кто-то в булке ковырялся.

Затрезвонивший звонок заставил Таню вздрогнуть. Она спешно сунула булку под салфетку в нижний ряд, чтобы ее не схватили в первую очередь, и упала на лавку.

Руки тряслись, словно вместо орехов Таня подсунула в булку мышьяк. Некстати вспомнился рассказ историка о пытках инквизиции, об охоте на ведьм и обо всяких других ужасах.

«Ничего не случится. Будет только лучше!» – мысленно уговаривала она себя.

По лестнице прокатились первые быстрые шаги, сверху донеслись крики. И вот уже вся школа ожила. Столовая мгновенно наполнилась народом. Таня встала перед двумя столами, занятыми ею для своего класса. Среди лиц замелькали знакомые, где-то в чем-то родные и в то же время ненавистные физиономии одноклассников.

Руки потянулись к подносу. Первый ряд булок расхватали моментально. Второй ряд пошел чуть медленнее.

Таня не успевала следить за лицами и руками. Вроде бы Терещенко еще не было. Но за него могли взять! Колосов или Сундуков прихватят за компанию и отнесут ему. А может, и не донесут. Съедят по дороге и только потом покрутят перед его носом огрызком сосиски.

Терещенко вообще мог не прийти в столовую. После борьбы за цветок вполне в его духе будет сбежать домой. Ему же невдомек, что в столовой его ждут. И с нетерпением!

Таня дернула к себе поднос, пытаясь приостановить бесконечное мельтешение рук. Салфетка съехала в сторону, обнажая последнюю булку. Таня потянулась ее взять. Но цепкие пальцы с траурной каемкой вокруг ногтя успели раньше.

Терещенко сначала схватил булку, поднес ее ко рту и только потом поднял глаза. Таня стояла, оторопело глядя на него, боялась вздохнуть, чтобы не спугнуть внезапную удачу.

– Чего, последняя, что ли? – хрипло спросил Терещенко, прожевывая первый кусок.

– Нет, всем хватило, – упавшим голосом отозвалась Таня, бессильно роняя руки вдоль тела.

Терещенко откусил второй раз. Во рту у него что-то хрустнуло, он выкатил глаза, попытался сглотнуть, захрипел, выронил булку и стал заваливаться на бок.

Время остановилось.

Чуть покачивалась потревоженная хельксина. Летящая по своим делам муха замерла, блестя бусинками глаз. Повариха, растопырив пальцы, застыла над подносом с булками. Терещенко с изумлением смотрел на Таню огромными, полными муки и слез глазами, рот у него был открыт, одной рукой он хватался за горло, а другую протягивал к ней, словно просил о помощи. Падающая булка, хранящая в себе тайну, второй орех, застыла в воздухе. Или уже без ореха? Потому что, вон, что-то круглое лежит на полу. Значит, он вывалился, и никто уже не догадается, что на самом деле произошло в столовой.

Среди этого остановившегося движения мелькнула быстрая тень. Сонька «Энерджайзер» подлетела к Терещенко и со всего маху стукнула его ладонью между лопаток.

Воздух дрогнул, подталкивая задумавшиеся секунды вперед, и все снова ожило.

Терещенко перестал хрипеть, странно дернулся и упал на лавку.

– Что это у меня? – пробормотал он, выплевывая на ладонь скорлупу от ореха. – А чего у всех-то было?

Вокруг столпился народ, загородив его от перепуганной Тани.

– Ну, ты совсем! – постучала по лбу Веревкина, останавливаясь рядом с приятельницей. – Он же так все зубы переломает.

– Что с ним? – жалобно пискнула Таня, в которой только сейчас стал просыпаться бешеный страх за этого дурака Терещенко.

– Подавился скорлупой, – прошипела Соня, потому что громко говорить было нельзя. Через столовую к ним шла повариха – поднявшийся шум выгнал ее из-за прилавка раздачи. Булка была обследована, а сам Терещенко отправлен в медпункт проверять зубы. Девчонки невольно потянулись следом.

– Ты бы это, поосторожней, – задумчиво произнесла Дашка «Данон», когда дверь медпункта за Терещенко закрылась. – Все-таки живой человек…

– Что? – После пережитого ужаса соображала Таня плохо.

– Будем действовать другими методами, – покачала головой Сонька «Энерджайзер» и с ногами полезла на лавку.

Над их головами висел электрический щиток, на дверце которого крепился знак «Не влезай – убьет!» с грозной желтой молнией. Табличку эту уже несколько раз отламывали, а потом возвращали обратно, поэтому к дверце она крепилась проволокой, которую легко можно было открутить, чем Веревкина и занялась.

Она все еще мучила жалобно скрипящую дверцу, когда дверь медпункта открылась и на ее пороге появилась Зиночка, а вернее Зинаида Павловна. Было этой Зинаиде Павловне 18 лет. Невысокий рост и хрупкое телосложение делали ее очень похожей на ребенка, поэтому в школе все, начиная с пятого класса, очень быстро полное имя медсестры Зинаида Павловна переделывали на ласковое Зиночка.