В 1755 году открывается Московский университет с гимназией при нем, и десятилетний Фонвизин становится одним из первых гимназистов, а позднее студентов. Через много лет, описывая экзамен по географии, он вспоминал об alma mater в духе уроков, изображенных в «Недоросле»: «Товарищ мой спрошен был: куда течет Волга? В Черное море, – отвечал он; спросили о том же другого моего товарища; в Белое, – отвечал тот; сей же самый вопрос сделан был мне; не знаю, – сказал я с таким видом простодушия, что экзаменаторы единогласно мне медаль присудили».

«Как бы то ни было, я должен с благодарностию воспоминать университет», – заключает Фонвизин («Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях»).

В 1760 году его числе лучших учеников везут в новую столицу для представления куратору университета И. И. Шувалову, и там он успевает увидеть «бессмертного Ломоносова», услышать от него речь о пользе латыни.

Главное же, определившее жизнь, событие произошло в том «волшебном краю», куда Пушкин в «Евгении Онегине» поместит самого Фонвизина. «Но ничто в Петербурге так меня не восхищало, как театр, который я увидел в первый раз отроду (Русский театр был открыт через год после университета. – И. С.) ‹...› Действия, произведенного во мне театром, почти описать невозможно: комедию, виденную мною, довольно глупую, считал я произведением величайшего разума, а актеров – великими людьми, коих знакомство, думал я, составило бы мое благополучие. Я с ума было сошел от радости, узнав, что сии комедиянты вхожи в дом дядюшки моего, у которого я жил».

Фонвизин еще ничего не написал, но его репутация уже сложилась. «Весьма рано появилась во мне склонность к сатире. Острые слова мои носились по Москве; а как они были для многих язвительны, то обиженные оглашали меня злым и опасным мальчишкою; все же те, коих острые слова мои лишь только забавляли, прославили меня любезным и в обществе приятным. ‹...› Меня стали скоро бояться, потом ненавидеть; и я, вместо того чтоб привлечь к себе людей, отгонял их от себя и словами и пером» («Чистосердечное признание.»).

В 1762 году на престол в результате дворцового переворота восходит Екатерина II, царствование которой (1762-1796), как и петровское, назовут великим, – и юному студенту скоро находится важное дело. Фонвизин, уже выучивший три языка, поступает переводчиком в коллегию иностранных дел, переезжает в Петербург и погружается в светскую и культурную жизнь северной столицы. Любовные приключения и светские кутежи сочетаются с участием в литературных кружках и работой над переводами, которые Фонвизин начал публиковать еще в Москве.

Через несколько лет Фонвизин сближается с графом Никитой Ивановичем Паниным (1718-1783), либералом, воспитателем наследника, будущего императора Павла I, мечтавшим об ограничении русского самодержавия. Фонвизин становится его секретарем (1769) и доверенным лицом.

Панин стал для Фонвизина образцом идеального чиновника, слуги Отечества. Фонвизин разделял его идеи и замыслы, во время поездок писал ему подробные письма, покинул службу вместе с попавшим в опалу покровителем (1782), от его имени написал одно из самых важных публицистических сочинений (так называемое «Завещание Панина») и посвятил ему замечательный некролог.

Как и многие вольнодумцы этой эпохи, Фонвизин увлекается идеями французского Просвещения. Он сомневается в существовании Бога, в конце концов, склоняясь в философскому деизму (то есть сосуществованию Бога как Создателя мира и Природы, которая далее развивается по своим законам и требует для своего познания уже человеческого «естественного разума»).

Он выступает за ограничение крепостного права и расширение свобод других сословий русского общества. «Словом, в России надлежит быть: 1) дворянству совсем вольному, 2) третьему чину совершенно освобожденному и 3) народу, упражняющемуся в земледельстве, хотя не совсем свободному, но по крайней мере имеющему надежду быть вольным, когда будут они такими земледельцами или такими художниками (то есть ремесленниками), чтоб со временем могли привести в совершенство деревни или мануфактуры господ своих», – оканчивает он один из переводов-рефератов («Рассуждение о третьем чине», около 1766).

Слова вольный и свободный повторяются в этой короткой программе четырежды!

Однако друг свободы не был отчаянным революционером. Он не отрицал современную ему российскую государственность, а стремился улучшить, усовершенствовать ее изнутри. Между прочим, благодаря покровителю Фонвизин стал богатым помещиком. За воспитание наследника Н. И. Панин получил в подарок девять тысяч крепостных и половину роздал своим секретарям. Фонвизину досталось 1180 крепостных душ, он, по тогдашним меркам, стал крупным душевладельцем и нисколько не тяготился этим положением.

Как и большинство литераторов-государственников XVIII века, Фонвизин был официальным оппозиционером и постепеновцем (так называют одного из героев романа И. С. Тургенев «Новь»). Отвергая самодержавный деспотизм, безнравственную тиранию, он верил в Просвещение, мечтал о просвещенной монархии, которая постепенно устроит жизнь по законам разума. Реальная русская императрица Екатерина II, игравшая эту роль, конечно, не могла соответствовать его идеалу. (Да и кто, вообще, может полностью, до конца его осуществить?)