Более того, вспоминая старинных людей, Простакова с гордостью рассказывает, как тщательно отец оберегал семейство от этой заразы чтения: «Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К счастью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну робенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет» (д. 3, явл. 5).

Митрофанушка, таким образом, – первый из семейства, кого отдают в учение. Поэтому столь много места занимают в комедии сцены с учителями и изображение его «успехов». Ненависть к учебе, оказывается у Митофанушки фамильным свойством.

Но грамотность и просвещение – лишь первый элемент программы Стародума. Вторым необходимым условием становятся нравственные качества, добродетель.

«Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое время. На все прочее мода: на умы мода, на знании мода, как на пряжки, на пуговицы. ‹...› Без нее ‹души› просвещеннейшая умница – жалкая тварь. (С чувством.) Невежда без души – зверь» (д. 3, явл. 1).

Сходные мысли Стародум повторяет и в конце комедии в разговоре с Правдиным: «Так, мой друг; да я желал бы, чтобы при всех науках не забывалась главная цель всех знаний человеческих, благонравие. Верь мне, что наука в развращенном человеке есть лютое оружие делать зло. Просвещение возвышает одну добродетельную душу» (д. 5, явл. 1).

Добродетель (во всех падежах и формах) – одно из самых частотных понятий комедии.

Таким образом, Стародум выводит формулу настоящего человека: добродетель, украшенная рассудком просвещенным (д. 4, явл. 6). При этом огромную роль герой отводит воспитанию. Как истинный просветитель, он убежден, что воспитание важнее врожденных качеств, оно способно поднять человека к вершинам просвещения и укоренить в его душе добродетель. «Поверь мне, всякий найдет в себе довольно сил, чтоб быть добродетельну» (д. 4, явл. 1).

Таким образом, и Митрофанушка не безнадежен. При соответствующих условиях он мог бы превратиться – уже в другом произведении – в честного, самоотверженного, верного слугу отечества Гринева.

В комедии Фонвизина сталкиваются жестокая реальность и просветительский идеал. В финале идеал, конечно, побеждает.

Крепостные спасены от помещичьей тирании, благодаря Правдину и монаршей воле. «В наших комедиях начальство часто занимает место рока (fatum) в древних трагедиях; но в этом случае должно допустить решительное посредничество власти, ибо им одним может быть довершено наказание Простаковой, которое было бы неполно, если бы имение осталось в руках её» (П. А. Вяземский. «Фонвизин»).

Скотинин бежит из дома родственников со словами: «Как друзей не остеречь! Повещу им, чтоб они людей… ‹...› Хоть не трогали».

Неправильно воспитавшая сына мать жестоко наказана, переживает настоящую трагедию.

Митрофанушку отправляют в армию, где возможно и его перевоспитание. (Хотя П. А. Вяземский едко замечал: «Недоросль не тем смешон и жалок, что шестнадцати лет он еще не служит: жалок был бы он служа, не достигнув возраста рассудка; но смеешься над ним оттого, что он неуч. ‹...› Должно признаться, что и Правдин имеет довольно странное понятие о службе, говоря Митрофанушке в конце комедии: „С тобою, дружок, знаю что делать: пошел-ка служить!" Ему сказать бы: „пошел-ка в училище!", а то хороший подарок готовит он службе в лице безграмотного повесы».)

Однако в русской жизни реальность отмстила идеалу и разрушила его.

«Для взрослых Митрофан вовсе не смешон; по крайней мере над ним очень опасно смеяться, ибо митрофановская порода мстит своей плодовитостью, – предупреждал через столетие историк В. О. Ключевский. – Повторяю, надобно осторожно смеяться над Митрофаном, потому что Митрофаны мало смешны и притом очень мстительны, и мстят они неудержимой размножаемостью и неуловимой проницательностью своей породы, родственной насекомым или микробам» («Недоросль», 1896).

Действительно, ни тяжелая рука закона, ни немногочисленные Стародумы и Правдины не смогли одолеть толпы Митрофанушек. Из дворянской среды выходили замечательные писатели, храбрые военные, честные чиновники, но не они определяли ее общий тон. Этот тон определяло безудержное казнокрадство, презрение к низшим классам служебное безделье или же безделье образованное. Научившись читать и танцевать, такие люди в общественной жизни оставались теми же Митрофанушками.

Друг честных людей Стародум, в конце концов, одержал пиррову победу. Почти одновременно с горькими размышлениями Ключевского А. П. Чехов напишет рассказ «Свирель» (1887), герой которого, старик-пастух, с иронией рассуждает, как – через сто лет после Фонвизина и через двадцать пять после отмены крепостного права – изменились далекие потомки его персонажей.

Сначала от мудрого старика достается «нестоящим» мужикам: «Ты вот гляди, мне седьмой десяток, а я день-деньской пасу, да еще ночное стерегу за двугривенный и спать не сплю, и не зябну; сын мой умней меня, а поставь его заместо меня, так он завтра же прибавки запросит или лечиться пойдет. Так-тось. Я, акроме хлебушка, ничего не потребляю, потому хлеб наш насущный даждь нам днесь, и отец мой, акроме хлеба, ничего не ел, и дед, а нынешнему мужику и чаю давай, и водки, и булки, и чтобы спать ему от зари до зари, и лечиться, и всякое баловство. А почему? Слаб стал, силы в нем нет вытерпеть. Он и рад бы не спать, да глаза липнут – ничего не поделаешь».