Нет, я не нуждаюсь в терапевтической помощи. Я же говорю, у меня нет клинических проявлений депрессии. Благодарю за предложение, Эрнест, но из меня вышел бы сварливый, придирчивый пациент. Так что, как я уже говорил, я сам зализываю свои раны, и у меня отлично это получается.

Нет, я не имею ничего против. Можете звонить, я расскажу вам, как идут дела. Тронут вашим предложением, Эрнест. Но не стоит беспокоиться. Я крепкий орешек, поверьте мне. Со мной все будет в порядке».

С этими словами Сеймур Троттер взял трости и вышел, ковыляя, из комнаты. Эрнест сидел неподвижно, слушая, как в диктофоне заканчивается пленка.

Когда Эрнест позвонил доктору Троттеру через пару недель, тот снова заверил его, что не нуждается в помощи. Через несколько минут ему удалось перевести разговор на будущее Эрнеста: Сеймур снова принялся убеждать Эрнеста, что, каким бы одаренным психофармакологом он ни был, его призвание в другом: Эрнест – прирожденный психотерапевт, он просто обязан следовать зову судьбы. Он предложил Эрнесту обсудить этот вопрос за ленчем, но тот отказался.

«Простите, не подумал. – В голосе доктора Троттера не было и следа иронии. – Извините меня. Сначала я рекомендую сменить поле деятельности, а потом тут же предлагаю скомпрометировать себя, поставить под угрозу будущую карьеру появлением со мной на людях».

«Нет, Сеймур. – Эрнест первый раз назвал его по имени. – Причина вовсе не в этом. Дело в том – и мне стыдно говорить вам об этом, – что я уже пообещал быть экспертным свидетелем на разбирательстве вашего дела по злоупотреблению служебным положением».

«Вам нечего стыдиться. Это ваш долг. На вашем месте я поступил бы точно так же. Наше положение настолько уязвимо, опасности подстерегают нас повсюду. Наш долг – защищать профессию, поддерживать стандарты на высоком уровне. Даже если вы не поверили ни единому моему слову, поверьте хотя бы в то, что я высоко ценю эту работу. Я посвятил психотерапии всю свою жизнь. Вот почему я рассказал вам свою историю во всех подробностях, – я хотел, чтобы вы знали, что это не история о предательстве. Я действовал из благих побуждений. Знаю, это кажется абсурдным, но даже сейчас я думаю, что поступил правильно. Иногда судьба ставит нас в такие ситуации, где поступить правильно – значит ошибиться. Я никогда не предавал ни свою профессию, ни пациентов. Что бы ни уготовило нам будущее, поверьте мне, Эрнест. Я верю в то, что сделал: я никогда не предам пациента».

Эрнест дал показания в суде. Адвокат Сеймура Троттера обратил внимание на преклонный возраст своего клиента, его угасающие умственные способности и немощь, применил новую, отчаянную тактику защиты: он заявил, что жертвой является не Белль, а Сеймур. Но случай был безнадежен, и Белль выиграла два миллиона долларов – максимальный штраф за злоупотребление служебным положением. Ее адвокаты выжали бы и больше, но проку от этого было бы мало: после развода и оплаты судебных издержек карманы Сеймура опустели.

Так закончилась история Сеймура Троттера. Почти сразу после суда он тихо покинул город, и никто никогда больше о нем не слышал, за исключением Эрнеста, который год спустя получил от него письмо (без обратного адреса).

До прихода первого пациента оставалось несколько минут. Но Эрнест не смог удержаться и еще раз перечитал последнее послание от Сеймура Троттера.

Дорогой Эрнест,

В те дьявольские времена охоты на ведьм только вы проявили заботу обо мне. Благодарю вас за эту поддержку. У меня все хорошо. Я пропал и не хочу, чтобы меня нашли. Я многим вам обязан – свидетельством тому это письмо и эта фотография, где я и Белль. Кстати, на заднем плане – дом Белль: ей досталась солидная сумма.

СЕЙМУР.

Эрнест в очередной раз посмотрел на выцветшую фотографию. На усыпанной пальмами полянке в инвалидном кресле сидит Сеймур. Белль стоит сзади, несчастная и изможденная, руки сжимают рукояти кресла. Голова опущена. Позади нее – изящный колониальный домик, за которым зеленеют сверкающие волны тропического моря. Сеймур улыбается – широкой бестолковой кривой улыбкой. Одной рукой он держится за поручень кресла, а вторая, с костылем, победоносно указывает в небо.

Эта фотография всегда вызывала у него непонятное недомогание. Он вглядывался в изображение, пытаясь проникнуть внутрь, пытаясь найти подсказку, понять, что же действительно случилось с Сеймуром и Белль. Ключ к разгадке он искал в глазах Белль. Взгляд ее был грустным, даже подавленным. Почему? Она получила то, что хотела, так ведь? Он поднес фотографию к глазам и попытался поймать взгляд Белль. Но она всегда смотрела в сторону.

Последние пять лет три дня в неделю Джастин Астрид начинал свой день с визита к доктору Эрнесту Лэшу. Сегодняшнее утро началось точно так же, как и семьсот предыдущих: в 7.50 утра он вошел в здание в викторианском стиле на Сакраменто-стрит, выкрашенное в приятные глазу розовато-лиловый и красновато-коричневый цвета, миновал вестибюль, поднялся на второй этаж, вошел в слабо освещенную приемную Эрнеста Лэша, пропитанную густым, насыщенным ароматом жаркого по-итальянски. Джастин вдохнул аппетитный аромат, налил себе кофе в чашку японского фарфора, вручную расписанную орнаментом из плодов хурмы, сел на жесткий зеленый диван и открыл спортивный раздел «Сан-Франциско кроникл».

Но Джастин не мог читать о вчерашнем бейсбольном матче. Не сегодня. Произошло кое-что очень важное, так что и обстановка требовалась торжественная. Он закрыл газету и уставился на дверь кабинета Эрнеста.

Ровно в восемь утра Эрнест убрал папку Сеймура Троттера в картотеку, пролистал карту Джастина, прибрался на столе, сунул газету в ящик стола, спрятал кофейную чашку, встал и, перед тем как открыть дверь, обернулся и оглядел кабинет. Никаких следов обитания человека. Хорошо.

Он открыл дверь, и пару мгновений мужчины смотрели друг на друга. Лекарь и пациент. Джастин с «Кроникл» в руке, газета Эрнеста спрятана в глубине ящика стола. Джастин в темно-синем костюме и итальянском шелковом полосатом галстуке. Эрнест в темно-синем блейзере и цветастом галстуке от Либерти. У обоих около пятнадцати фунтов лишнего веса, у Джастина они ушли в подбородки и щеки, а у Эрнеста – в переваливающийся через брючный ремень живот. Джастин носил закрученные вверх, тянущиеся к носу усы. Ухоженная борода Эрнеста была самой опрятной чертой его внешности. На живом, подвижном лице Джастина выделялись тревожные, бегающие глазки. Эрнест носил тяжелые круглые очки и мог долгое время не моргать.