Вы говорите, что вас «мучили раскаяния, которые потом были разъяснены до полного вашего удовлетворения». Касательно этого обстоятельства я принял твердое решение. Я не успокоюсь ни ночью, ни днем, пока я не предам тех, которые меня оклеветали, свету дня — пока я не явлю их и их мотивыобщественному оку. У меня естьсредства, и я безжалостно ими воспользуюсь. В одном позвольте мне остеречь вас, милаяЕлена. Как только миссис Э. услышит о моем предложении вам, она пустит в ход всяческие интриганства, какие только можно представить, чтобы помешать мне: — и, если вы не приготовлены к ее проделкам, она безошибочнопреуспеет, ибо вся ее наука, за целую жизнь, — это удовлетворение своей злокозненности такими средствами, которые всякое другое человеческое существо скорее умрет, чем применит. Можете быть уверены, что вы получите анонимные письма, так искусно составленные, что обманется и самый проницательный. Вас навестят, возможно, особы, о которых вы никогда не слыхали, но которых она подговорила пойти к вам и позорить меня — причем они самидаже не осведомлены о влиянии, которое она оказала на них. Я не знаю кого-либос более острымумом для таких вещей, как миссис Осгуд, — но даже и она в течение долгого времени была всецело ослеплена ухищрениями этого дьявола, и просто потому, что ее великодушное сердце не могло постичь, как какая-нибудь женщина может снизойти до махинаций, перед которыми содрогнулся бы самый отверженный из злых духов. Я приведу вам здесь лишь один пример ее низости и чувствую, что этого будет довольно…

Если вы цените ваше счастье, Елена, берегитесь этой женщины! Она не прекратила свои преследования здесь. Моя бедная Виргиния была постоянно мучима (хотя не обманута) ее анонимными письмами, и на своем смертном ложе объявила, что миссис Э. была ее убийцей. Не имел ли я право ненавидеть этого злого духа и предостерегать вас от нее? Вы поймете теперь, что я разумею, говоря, что единственнаявещь, которую я не нашел возможным простить миссис Осгуд, это то, что она приняла миссис Э.

Берегите ваше здоровье, милая, милая Елена, и, быть может, все еще будет хорошо. Простите меня, что я позволяю этим обидам так захватывать меня — я не чувствовал их так горько, пока они не угрожали лишить меня вас, но ради вас, милая, я постараюсь быть спокойным.

Ваши строки «К Арктуру» поистине прекрасны.

[Подписи нет]

ЭДГАР ПО К ЕЛЕНЕ УИТМАН

[Без даты]

Никакой вызов ни в каком нагромождении не заставит меня говорить дурно о вас, даже в мою собственную защиту. Если бы, чтоб защитить себя от клеветы, как бы она ни была незаслуженна или как бы она ни была нестерпима, я увижу необходимым прибегнуть к объяснениям, которые могли бы быть осуждающими для вас или мучительными, самым торжественным образом я уверяю вас, что я терпеливо снесу такую клевету, скорее чем воспользоваться каким-либо из таких средств ее опровергнуть. Итак, вы видите, до этого предела я весь в вашей власти, — но, давая вам такое уверенье, не вправе ли я просить у вас некоторой сдержанности взамен?.. Что выкаким-нибудь образом поддержали эту жалкую ложь, я не верю и не могу поверить — кто-то, равно ваш враг и мой, был ее автором, — но о чем я вас прошу, это написать мне тотчас несколько строк в объяснение… Я могу опровергнуть утверждаемые факты самым удовлетворительным образом, но, может быть, нет надобности опровергать то, чего, я чувствую с полным доверием, не утверждали вы, — ваше простое отрицание есть все, чего я хочу, — вы, конечно, напишете мне немедленно по получении этого… Небо знает, как не хотел бы я ранить или огорчить вас!.. Да защитит вас Небо от всего злого!.. Пусть мои писания и действия говорят за себя сами. Моим намерением было сказать просто, что наш брак отложен по причине вашего нездоровья. Или вы сказали, или вы сделали что-нибудь, что может мешать так обосновать наш разрыв? Если нет, я буду настаивать на этом утверждении, и, таким образом, все это несчастное дело спокойно замрет.

[Подписи нет]

МИССИС КЛЕММ К АННИ

Моя милая Анни, Бог услышал мои молитвы и еще раз вернул мне моего бедного любимого Эдди. Но каким измененным! Я едва узнала его. Я была почти полубезумной, не имея от него вестей, я знала, что случилось что-тострашное и — о! — как близка я была к тому, чтобы потерять его. Но наш благой и добрый Бог спасего. Кровь холодеет вокруг моего сердца, когда я об этом подумаю. Я читала его письмо к вам и сказала ему, что считаю это очень себялюбивым желать, чтоб вы приехали; потому что я знаю, любимое мое дитя, это было бы неудобно… Эдди сказал мне о всей вашей доброте к нему. Бог да благословит вас за нее, родная моя любимица. Я прошувас, пишите часто. Он бредил всю ночь о вас, но теперь он спокойнее. Я тоже очень больна, но сделаю все, что могу, чтобы утешить и развеселить его. Как я чувствовала за вас, милая, милая, когда я читала страшный рассказ о смерти вашего бедного двоюродного брата. Слышали ли вы что-нибудь о миссис Л. со времени ее трагического выступления? Она мне никогда не нравилась, я говорила это с самого начала. Скажите мне о ней все.

Прощайте, моя милая.

Ваша родная

М. К.

Ноября 16-го, 1848

ЭДГАР ПО К АННИ

Фордхем, Ноября 16-го, 1848

О, Анни, Анни! какие жестокие мысли… должны были мучить ваше сердце во время этих последних страшных двух недель, когда вы ничегоне имели от меня, ни даже одного малого слова, которое бы сказало вам, что я еще жив… Но, Анни, я знаю, что вы чувствовалислишком глубоко свойство моей любви к вам, чтобы сомневаться в этом, хотя бы на мгновенье, и эта мысль была моим облегчением в горькой моей скорби. Я мог бы снести, чтобы вы вообразили какое угодно другое зло, кроме этого одного — чтомоя душа была неверна вашей. Зачем я не с вами сейчас, я сжал бы вашу милую руку в моей и глубоко бы заглянул в ясное небо ваших глаз; и слова, которые теперь я могу только написать, могли бы проникнуть в ваше сердце и заставить вас понять, что это есть, что я хотел бы сказать… Но — о, моя собственная, нежная сестраАнни, мой чистый красивый ангел… как объясню я вам горькую, горькуюболь, которая терзала меня с тех пор, как я вас оставил? Вы видели, вы чувствовалиагонию печали, с которой я сказал вам «Прощайте» — вы вспомните мое выражение такое мрачное — выражение страшного ужасающего предчувствия Зла. Поистине — поистинемне казалось, что Смерть приближалась ко мне даже тогда, и что я был вовлечен в тень, которая шла перед ней… Я говорил себе: «Это в последний раз, пока мы не встретимся в Небе». Я не помню ясно ничего с этого мгновенья до тех пор, как я очутился в Провиденсе. Я лег спать и проплакал всю долгую, долгую чудовищную ночь Отчаяния — когда день занялся, я встал и попытался успокоить мой ум быстрою прогулкой на холодном остром воздухе — но все было напрасно— Демон продолжал меня мучить. Наконец я добыл две унции настоя из опиума и, не возвращаясь в мою гостиницу, сел в обратный поезд, направляющийся в Бостон. По приезде я написал вам письмо, в котором открыл все мое сердце вам — вам… я сказал вам, как моя борьба больше того, что я могу вынести… я потом напомнил вам о том священном обещании, которое было последним, потребованным мною у вас при разлуке — обещании, что, при каких бы то ни было обстоятельствах, вы пришли бы ко мне, к моей постели смертной. Я умолял вас прийти теперь, упоминая место, где меня можно найти в Бостоне. Написав это письмо, я проглотил около половины опиума и поспешил на почтамт — намереваясь не принимать остального, пока я не увижу вас, потому что я не сомневался ни минуты, что Анни исполнит свое священное обещание. Но я не рассчитал силы опиума, ибо, прежде чем я достиг почтамта, рассудок мой совершенно исчез, и письмо не было отправлено. Позвольте мне обойти молчанием, любимая сестрамоя, чудовищные ужасы, которые за этим последовали. Некий друг был близко, он помог мне, и (если это может быть названо спасением) спас меня, но только за эти последние три дня я сделался способен припомнить, что произошло в этот темный промежуток времени. Как кажется, после того как опиум был выброшен из желудка, я стал спокоен, и — для случайного наблюдателя — был здоров — так что мне позволили вернуться в Провиденс.

Это не много, что я прошу, нежная сестра Анни, моя мать и я — мы наймем небольшой коттедж — о, такоймаленький, такой оченьскромный — я был бы далеко от мирской суеты — от тщеславия, которое мне ненавистно — я стал бы работать днем и ночью, а при усердии я мог бы сделать такмного. Анни! Это был бы Рай, свыше моих самых безумных надежд, — я мог бы видеть кого-нибудь из вашей дорогой семьи каждыйдень, и вас часто… не трогают ли эти картины самое сокровенное ваше сердце?.. Я теперь дома с моей милой матерью, которая старается доставить мне облегчение — но единственные слова, которые успокоительно ласкают меня, это те, что она говорит об Анни, — она говорит мне, что она написала вам, прося вас приехать в Фордхем. О, Анни, разве это невозможно? Мне так худо— так страшно безнадежно худо, и в теле и в духе, что я не могу жить, если только я не буду чувствовать, что ваша нежная, ласковая, любящая рука прижимается к моему лбу — о, моя чистая, целомудренная, великодушная, красивая сестраАнни! Разве не возможно для вас приехать, хотя бы на одну короткую неделю? Пока я не овладею этим страшным волнением, которое, если оно продлится, или разрушит мою жизнь, или доведет меня до безнадежного сумасшествия.

Прощайте — здесь и там — навсегда ваш собственный

Эдди

ЭДГАР ПО К АННИ

[Без даты]

…Анни!.. мне кажется, такмного времени прошло с тех пор, как я написал вам, что я чувствую себя осужденным, и почти трепещу, думая, нет ли у вас злых мыслей об… Эдди… Но нет, вы никогда не будете сомневаться во мне, ни при какихобстоятельствах — ведь правда?.. Мне кажется, что Судьба против нашего скорогосвидания, — но ведь мы не позволимрасстоянию уменьшить нашу привязанность, и скоро все будет хорошо. О, Анни, несмотря на столь многие мирские печали — несмотря на все беспокойство и искажение(которое так трудно переносить) нагроможденное на меня Бедностью за такое долгое время — несмотря на все это, я так— так счастлив при мысли, что вы действительнолюбите меня. Если б вы жили столько же, сколько я, вы поняли бы вполне, что я разумею. Поистине, поистине, Анни, ничегонет в этом мире достойного жизни, кроме любви — любви нетакой, какую я, как я однажды думал, чувствовал к миссис, но такой, как та, что горит в сокровенности души моей к вам— такой чистой — такой не мирской — любви, которая принесет всякиежертвы ради вас… Если бы я мог совершить все, чего я хотел, никакаяжертва не показалась бы мне слишком большой, я чувствую такую горячую, такую напряженно-страстнуюжажду показать вам, что я любил вас… Пишите мне… как только у вас будет минутка, хотя бы одну строку… Я начинаю устраиваться с деньгами, по мере того как мое душевное состояние улучшается, и скоро — оченьскоро, — надеюсь, я буду совершенно внезатруднений. Вы не можете представить себе, как я трудолюбив. Я решил сделаться богатым— восторжествовать — ради вас, нежная… Поцелуйте от меня милую Сару [18] — скажите ей, что я скоро ей напишу — мы говорим так многоо ней. Когда вы будете писать, скажите мне что-нибудь о Б. — Уехал ли он в Ричмонд? Или что он делает? О, если бы я только мог быть ему полезен каким-нибудьобразом! Передайте мой привет всем— вашему отцу и матери, и милой, маленькой Кэдди, и мистеру Р., и мистеру К. — А теперь прощайте, родная моя милая сестра Анни!

[Подписи нет]

ЭДГАР ПО К САРЕ

Фордхем. Ноября 23-го, 1848

Милая Сара, — родная моя, милая сестра Сара. Если есть сколько-нибудь жалости в вашем сердце, ответьте мне немедленно, и дайте мне знать, почемуу меня нет вестей от Анни. Если она не откликнется скоро, я, конечно, умру. Мне грезится всяческое злое: иногда я даже думаю, что я ее оскорбил, и что она больше… и думать обо мне не хочет. Я написал ей длинное письмо восемь дней тому назад, вложив в него письмо от моей матери, которая опять писала 19-го. Ни слова мы не получили в ответ. О, Сара, если бы я не любил вашу сестру самой чистойи самой беспритязательной любовью, я не осмелился бы довериться вам, — но вы знаете, как правдиво, как чисто ялюблю ее и… я знаю также, как невозможно видеть и не любить ее. В самых безумных моих снах я никогда не представлял себе существа так всецело чарующего — такого доброго — такого правдивого — такого благородного — такого чистого — такого целомудренного— ее молчание наполняет всю мою душу страхом. Получила ли она мое письмо? Если она на меня сердится, скажите ей, милая Сара, что на коленях я умоляю ее простить меня — скажите ей, что я ее рабво всем — что все, что бы она ни велела сделать, я сделаю — если даже она скажет, что я никогда болеене должен ее видеть или писать ей. Пусть только она откликнется еще раз, и я снесу все, что бы ни случилось. О, Сара, вы сжалились бы надо мной, если б вы знали пытку моего сердца, в то время как я пишу вам эти слова. Не откажитесь ответить мне тотчас.