– Потом рассмотришь. Сначала купи, - Вдова достала из-за пазухи кошель и протянула его скорняку, распутав перед этим тесемку и раскрыв нутро пошире.

Старик, невнятно крякнув, побрел в боковую комнатушку, из которой пять минут назад вышел на стук. Обращаясь уже к его спине, гостья скупо добавила:

– Тридцать готлемов.

Микаль сбился с шага, но промолчал. Скрылся в подсобке, стукнув дверью. Не прошло и десяти секунд, как он снова высунулся, умоляюще воззрившись на Вдову.

– Нечего меня завораживать, - ответила та, носком сапога поддевая волчью голову.

Уже не закрывая дверь, Микаль продолжил рыться на полках.

– Ты его где выискала-то, уважаемая?

Вдова пнула волка чуть сильнее и криво ухмыльнулась.

– Звал.

Кожевник решил, что она имеет в виду весенние игры и призыв подруги, услышав который, охотница взяла след. Но сама Вдова подразумевала кое-что другое.

Жжение в груди и зов... Настойчивый и такой мощный, что все тело стонало на грани боли. Покой не приходил, лишь бессонница и лихорадочное желание отозваться, подчиниться этому притяжению, позволить вести себя. Быть ведомой, чтобы найти и поглотить. И вот рывок!
– барьеры взломаны... Впереди тьма ночи, за спиной - пустой и темный дом. В нос ударили восхитительные запахи весеннего леса, доведенные до кристальной чистоты ночной сыростью и прохладой. Она помчалась, как пущенная стрела, к своей цели, не обращая внимания ни на скользкий мох под ногами, ни на ветви деревьев, хлещущие по лицу - ветви, усеянные липкими, влажными почками. Важен был только след. След и Зов. Что же это?
– жжет, как никогда! Кто он, кто этот огромный сгусток силы? Моей силы!.. Волк...

– Та-ак, - хриплый голос Микаля вырвал гостью из колодца воспоминаний, куда она чуть не нырнула с головой. Кожевник вернулся, неся в руке потяжелевший кошель Вдовы.
– Вот, держи. Твои кровные, как говорится.

Вдова натянула подол нижней рубашки, и одним махом вытряхнула над ним мошну. Передвигая монеты пальцем, быстро пересчитала выручку.

– Дружок, мы же условились. Или ты думаешь, я двадцать от тридцати не отличаю?
– в голосе прошелестели недобрые нотки.

– Ничего подобного я не думаю! Просто хотел, чтоб ты своими глазами увидела, какая это куча денег - двадцать готлемов! Уж что говорить про тридцать. Что говорить про тридцать, - последнюю фразу Микаль добавил уже тише.

– Тебе никто не сообщал, что ты просто бесподобный жмот, уважаемый?
– сощурив глаза, зашипела Вдова.
– Тебе староста за чучело шестьдесят, а то и семьдесят отвалит. Весь околоток в курсе, что нашему Дорму не хватает волка для коллекции. Он за такого зверя душу жору продаст! Так что, дражайший, давай сюда еще пятнадцать монет.

– А что так расценки скачут?

– Ой, кто бы говорил.

Пожевав губы, кожевник протопал в подсобку и по возвращении добавил десять монет к уже имевшимся двадцати. Поймав вопросительный взгляд, он лишь нахмурился сильнее.

– Хитрый ты лис, Микаль, - зашипела Вдова.
– Попадет однажды и твое чучело на стену старосте.

– А угрожать мне не надо.

– А кто угрожает?

Тихо бряцали готлемы, падая на дно кошелька.

– Я лишь образно подвожу тебя к мысли о том, что совесть надо иметь... и не как жену, только по праздникам.

На лице кожевника не осталось и следа улыбки, которую он так ловко нацепил при виде охотницы на пороге дома - только глухая неприязнь и твердое решение своего не отдавать. Мрачным взглядом он проследил, как женщина поднялась со скрипнувшего стула, пряча туго набитый кошель за пазуху, и пошла к выходу.

– Тихой ночи тебе, Микаль.

Вдова вышла, бухнув дверью.

Микаль только сейчас заметил, что нервно сжимает край фартука в кулаке. С досадой выпустив передник и отряхнув руку, чтобы избавиться от напряжения в суставах, он перевел взгляд на волка. Мысленно желая камнепада Вдове на голову, опустился на колени перед мертвым зверем. Что-то смутно беспокоило скорняка, пока он ощупывал труп, приподнимая по одной лапы. Что-то было не так. Наконец, он понял, в чем дело - в ране, ставшей причиной смерти. Она отсутствовала. Шкура - цела целехонька, мех - чистый и сухой. Только на морде виднелись три тонкие царапины, кровь вокруг которых уже запеклась. Перевернув тушу, Микаль обследовал волка еще раз с тем же успехом и, сбитый с толку, сел на тощий зад, обдумывая одну тревожную мысль: "Как она его убила?".