Шрифт:
«Бом», – прокатилось по школе.
«Бом», – отозвались стены.
«Бом», – звякнули стекла.
«Бом», – шевельнулись занавески.
«Двенадцать», – догадался Мишкин, но на всякий случай досчитал гулкие удары до конца. С двенадцатым школа ожила. Зашептали полы, забормотали окна, вздохнули исписанные тетрадки с контрольными и сочинениями. От одной лестницы до другой пронеслась волна шорохов.
Мишкин первый побежал к выходу. За ним протопала Морковкина.
– Это проклятие, – на ходу кричал Колька. – Оно требует жертвы. В голодном виде спать не ложится. Вот вредное создание.
Школа сотрясалась.
На первый этаж ребята летели уже кубарем.
– Я за Веселкиным, а ты – к выходу, – скомандовал Мишкин, перекидывая Соньке ее рюкзак.
Борька сидел на полу в мужской раздевалке, без остановки тряся головой.
– Ничего не понимаю, ничего! – бормотал он сам себе, руками ощупывая лицо. – Ничего не понимаю, – снова повторил он.
На звук Колькиных шагов он даже не повернулся.
– Бежим! – дернул его за собой Мишкин.
На пороге женской раздевалки показался заспанный сторож.
– Кто тут опять? – начал он, но ребята уже прошмыгнули к лестнице. Борис с трудом переставлял ноги, то и дело спотыкаясь.
Морковкина ждала их у разбитого окна.
– У школы есть и другой выход, – крикнул Колька, пробегая к двери. Трясущимися руками он стал подбирать ключ.
Здание содрогалось все сильнее и сильнее. Кто-то невидимый ахал и стонал, колотя кулаками по стенам.
– Чего это у вас тут происходит? – спросил Борька. Со сна он плохо соображал, где находится.
– Тут одного кента без ужина оставили, – отозвался Мишкин, роняя связку на пол.
В дверь стали ломиться с улицы.
– Отойди! – раздался Сонькин окрик.
От следующего удара верхние петли вылетели из косяков. В дверном проеме показалось раскрасневшееся лицо Морковкиной.
– Иногда удобней выходить и через окно, – зло прокричала она.
Вдвоем они перетащили Веселкина через завал и бросились к выходу.
Створки ворот стучали одна об другую, словно хотели захватить беглецов и каждого перекусить пополам. Пришлось снова лезть через решетку.
Как только они выбрались за территорию школы, уханье стало стихать, здание вздрогнуло последний раз и замерло, тучи медленно наползли на него, скрывая от людских глаз.
– Спрятался, – удивленно пробормотала Сонька.
– Обиделся, – предположил Колька.
– Может, пойдем отсюда? – позвал приятелей Борис. – Холодно что-то.
– А пошли ко мне! – воскликнул Мишкин. – У меня никого. Родители только завтра будут.
– Ни за что! – хором отозвались Веселкин с Морковкиной.
– Знаем мы, как у тебя никого не бывает! – поддакнула девушка. – Опять какое-нибудь привидение под кроватью прячешь. Вот что, Колян, – она доверительно склонилась к нему. – Учи географию и кончай всякой ерунды бояться. Понял меня? – с угрозой в голосе спросила Сонька.
– Понял! – тут же отозвался Колька, отступая назад. – Тогда до завтра.
Морковкина последний раз внимательно посмотрела на него, поплотнее запахнулась в куртку и пошла, шлепая старыми тапками по голым пяткам.
Мишкин глянул в ту сторону, где вот уже многие годы стояла его школа, ничего интересного не увидел и тоже побежал домой. Для него все эти кошмары закончились. А в будущем он надеялся, что больше такого с ним не приключится. Ведь стоит только засесть за учебники…
Эпилог
Утром Колька долго заставлял себя проснуться.
– Никол, вставай! – наконец позвал мамин голос.
От удивления Мишкин не только глаза открыл, но и выбежал на кухню, на ходу натягивая штаны. Здесь в красивом красном переднике стояла его мама. Вкусно пахло жареными котлетами. Из ванной слышалось жужжание папиной электробритвы.
– Вы чего это? – недоверчиво покосился он на сковородку. – Вы же в театре должны быть. А потом в гостях…
– Можем мы хотя бы раз в году проводить сына в школу, – радостно пропела мама, пододвигая к Кольке чашку с пахучим чаем. – Сколько можно работать?
– Ма, я там компьютер…
– Ничего страшного, – улыбнулась мама. – С кем не бывает? Только в следующий раз, когда надумаешь мыть полы, не выливай всю воду на пол. Или хотя бы перед этим подними клавиатуру повыше.
Мишкин кивнул, отхлебывая чай. Все было замечательно, и от этого хотелось любить всех, особенно родителей и учителей.
Еще больше его удивила школа. После дождя она была вся как свежевымытая, со сверкающими стеклами. Дверь стояла на месте, окно не разбито, в учительской царил полный порядок.