— У нас на даче водятся только садоводы. Иногда кажется, что дикие. Но все равно стоит поехать туда всем вместе. Вшестером. Хоть развеемся немного…

Вот мы и поехали. Должна признаться, садовые участки несколько меня разочаровали, так как, помимо шахматной доски, вызвали печальную ассоциацию с колумбарием: множество мелких ячеек, а в них — люди. Зато порадовало другое. До недавнего времени я считала, что хуже меня разбирается в грибах лишь один человек на свете — моя мама.

Оказалось, я впала в манию величия. В стране — да, возможно. Но не на свете. Я, например, без труда способна отличить мухомор. Все остальные, может, и перепутаю, однако мухомор, особенно красный, отличу и отбракую.

Зато Кнут бросался к каждому мухомору, словно к родному брату, обретенному после долгой разлуки, и гордо укладывал в корзинку. Я, естественно, не желала позволить нашему гостю отравиться и потому отбирала и выкидывала драгоценную добычу.

Кнут со стоном уточнял:

— Опять он?

— Опять, — безжалостно сообщала я.

К сожалению, никаких съедобных грибов нам не попадалось. Игорь с Юсуповым набрали моховиков и подберезовиков, а мы с Кнутом, словно заколдованные, натыкались лишь на мухоморы. Более того, при попытке ответить на естественный вопрос собеседника, что же это за сорт, который мне так не нравится, я обнаружила, что слово «мухомор» не входит в мой английский лексикон. В этот лексикон не входит даже слово «муха»! Вот про то, на какие части делится Великобритания и каковы ее величайшие поэты, я поведала бы без труда, а мухи и мухоморы университетской программой почему-то обойдены. Правда, благодаря знакомству с творчеством ансамбля «Биттлз» я была в курсе, что название это означает «жуки», однако сообщать гостю, что он сует в корзинку смерть «Биттлз», я сочла слишком трагичным.

Впрочем, подобные проблемы я разрешала легко.

— Этот гриб, — сообщила я, — называется «смерть з-з-з».

Жужжа, я изобразила руками крылья и сделала выражение лица, которое сочла подходящим для мухи.

— «Смерть з-з-з»? — ужаснулся Кнут и уставился на пролетающий в небе самолет.

Ну что за люди эти иностранцы! Не способны разобрать по моему лицу, муха я или самолет.

— Это не «з-з-з», — возразила я. — «З-з-з» — животное.

К сожалению, ответить точнее я не могла, так как слово «насекомое» вылетело у меня из памяти.

Кнут просиял и изобразил нечто, больше всего похожее на киношного Кинг-Конга. Однако я отличаюсь сообразительностью и сразу догадалась, что это не Кинг-Конг, а представление нашего гостя о медведях. Медведи явно занимали собой ум Кнута. Похоже, он считал, что это единственная достопримечательность Петербурга, которую от него почему-то утаили. Видимо, дома его первым делом спросят, сколько он встретил медведей, и, узнав, что ни одного, сочтут поездку неудачной. А что я могу поделать? Не изображать же мне медведя, в конце концов? У меня, правда, есть коричневая шуба из искусственного меха, но голова все равно будет торчать наружу, а даже иностранец вряд ли поверит в медведя с человеческой головой. И вообще, летом в шубе жарко. Нет уж, переживет Кнут без медведя…

Я помахала руками, словно крыльями, дабы указать гостю на его ошибку. Уточнять, что медведь говорит вовсе не «з-з-з», я сочла излишним. После этого наши с Кнутом поиски грибов свелись к тому, что при виде любой птицы или насекомого он с надеждой спрашивал: «Это з-з-з?» — а я горестно мотала головой.

Минут через десять мой шеф не выдержал.

— Вы что, потребовали, чтобы Кнут поймал вам ворону? — по-русски поинтересовался он, подходя к нам.

Я опешила. Не скрою, вороны внушают мне глубокую симпатию, но тем более я не стала бы требовать, чтобы представительниц столь милого мне племени ловили…

Я удивленно повторила:

— Ворону?!

— Нуда. Он вам, по-моему, предлагал на выбор воробья, зяблика и осу, а вы упорно требуете что-то Другое.

— Мне нужна муха, — пояснила я. — Показать Кнуту, как она выглядит.

— Вообще-то в Германии есть мухи, — помолчав, поведал Юсупов. — Мало, однако есть.

Я решила не нервировать научного руководителя и честно поделилась своими затруднениями. Похоже, проблема мухомора поставила в тупик и его. По крайней мере он перевел разговор на другое.

— Во время алгебраической конференции к нам приедет, по меньшей мере, пятьдесят иностранных гостей. И всех придется развлекать. Правда, нас тоже будет больше, чем трое, но все равно заняты будем по горло. Так что сейчас еще цветочки.

— А у нас ожидается алгебраическая конференция? — вежливо осведомилась я.

Юсупов посмотрел на меня взглядом, который каждый раз заставляет меня вспоминать, что мой шеф крайне скептически относится к способности женщин заниматься математикой и я — его первый эксперимент по части научного руководства особой женского пола. И, судя по всему, последний.

— Хотелось бы знать, чем вы слушаете? — раздраженно фыркнул он. — По-моему, мы последние дни ничего другого просто не обсуждаем.

Я примирительно пожала плечами:

— Наверное, я задумалась. С кем не бывает…

— Надеюсь, сейчас вы не задумались, а внимательно слушаете? Предупреждаю, культурная программа будет лежать на вас.

— Я должна развлекать пятьдесят человек? — попятилась я.

— Нет, с вами просто невозможно!.. Мы же все уже обговорили. Вы составите список музеев и театров, обязательно укажете время работы музеев и когда какой спектакль в театре. Должна ж быть хоть какая-то польза от того, что вы постоянно туда бегаете.