Видимо, французское вино подогрело мои творческие способности. По крайней мере мне вдруг захотелось позаниматься наукой. Вот ведь, сразу после защиты я была так утомлена сизисом, что мне о нем и думать-то было противно, а теперь неожиданно возникли кое-какие идеи. Для их разработки требовалось полезть под стол.

Нет, не надо предполагать, что я, подобно неким деятелям искусства, вдохновляюсь лишь в определенных экзотических условиях. Например, скорчившись под столом. Ничего подобного! Я люблю сидеть на удобном стуле и писать хорошей ручкой. При подготовке диссертации я истратила огромное количество бумаги. Разумеется, в окончательный текст вошло не все. Поскольку я стремилась создать цельный труд, кучу вариантов я забраковала как не укладывающиеся в основное русло. Тем не менее некоторые из них в принципе были перспективны и могли дать кое-какой эффект в разработке смежных тем. Поэтому исписанные листы я не выбрасывала, а кидала под стол — вдруг потом пригодятся? Постепенно под столом образовался обширный склад макулатуры. Он очень нервировал мою маму, жаждущую навести порядок, однако я грудью встала на защиту, уверяя, что в сей навозной куче когда-нибудь обнаружу жемчужное зерно. Если, правда, сумею в ней разобраться. Ибо почерк у меня не из лучших, а заметки делались в хаотической форме, представляя собой поток мыслей.

Итак, я полезла под стол, дабы порыться в бумагах, — и с возмущением обнаружила полное их отсутствие! Рыча, я бросилась к маме.

— Куда ты дела мои листы? — грозно осведомилась я.

Мама пожала плечами:

— Я ничего не трогала. Как я могу тронуть записи кандидата наук? Наверное, их съел Кешка.

Я остолбенела. Наш попугайчик Кешка и впрямь обожает есть бумагу. Когда как-то раз черт дернул меня бросить на видном месте непроверенные контрольные работы, он от каждой отгрыз по солидному куску, в результате чего мне пришлось считать, что в утраченных частях располагались самые ценные мысли, и поставить всем зачет. Но при своих обширных талантах весит Кешка сорок граммов. Я читала где-то, что птица способна потребить в сутки столько пищи, какова ее собственная масса… так, а на сколько тянут мои записи? Килограмм как минимум. Значит, требуется двадцать пять дней. И, извините, за это время должен набраться килограмм… ну, Кешкиных отходов. Это при питании одной бумагой. А когда я последний раз видела свои листы? Где-то неделю назад.

В ужасе я побежала посмотреть на любимого попугайчика. Нет, он не растолстел. И непохоже, чтобы страдал несварением желудка. Он ласково поведал мне: «У Кеши проблемы». Я с подозрением уточнила: «Какие?» «У Кеши крылышки. У Кати такие же», — признался Кешка, и я тут же исключила его из списка подозреваемых. Нет, его проблемы не касаются моих листов. Так в чем же дело? Есть, конечно, другой вариант — мыши. Я самолично была свидетельницей потрясающего случая в научно-исследовательском институте, где когда-то работала. В конце года там требовалось заново сделать опись секретныхдокументов, хранящихся в специальном сейфе. И когда мой начальник открыл этот сейф, то взвыл так, что сбежался весь этаж. Записи о секретах нашей обороны были располосованы на мелкие куски, из которых свито уютное гнездышко. В гнездышке мирно почивала мышка в компании трех мышат. Никогда не забуду шефа, трудящегося над объяснительной запиской: «Секретные документы утрачены в связи с употреблением их мышью в качестве гнезда. Гнездо прилагается к сему».

Впрочем, нет. Мышь бы оставила хоть какие-то обрывки. Да и не водятся в нашей квартире мыши. Застыв от страшной догадки, я завопила:

— Мама! Нас, наверное, обокрали?

— Пионеры? — удивилась мама. Я опешила.

— Какие еще пионеры? Нет сейчас никаких пионеров!

— Ну, раньше пионеры собирали макулатуру. Я всегда им ее отдавала.

— Макулатуру! — возмутилась я. — Мои шедевры, а не макулатуру! А может, что-нибудь еще. Надо срочно все проверить.

— Деньги на месте, — быстро сообщила мама. — Хотя, возможно, они лежали не вполне так. Но я не уверена.

Я облегченно вздохнула. Денег было мало, однако и с теми не хотелось бы расстаться. Впрочем, я имела случай убедиться, что и наши времена среди разбойников встречаются благородные. Недавно я обнаружила свой кошелек лежащим на самом верху открытой сумки, хотя всегда привычно засовывала его в глубину, невзирая на то что моя наличность (точнее, отсутствие таковой) в данном случае позволяла этого не делать. С удивлением открыв вместилище плодов моего финансового краха, я нашла там сумму, достаточную для покупки большого брикета мороженого. Я тут же брикет приобрела, а маме объяснила, что это нам подарок от неизвестного вора.

К сожалению, вор, посетивший нашу квартиру, был полублагороден. Он подкинул лишь миниатюрный калькулятор, с удивлением обнаруженный мною под кроватью. Честно говоря, я бы предпочла взять деньгами. Хоть я и математик (или именно поэтому), но всю жизнь прожила без калькулятора и не видела в нем ни малейшей надобности. В отличие от моих студентов, я вполне владею навыками устного счета. Это они привыкли доверять технике и на мои слова, что двенадцать плюс пять никак не может давать три, возмущенно тычут в кнопки своих навороченных мобильных телефонов.

Еще вор переворошил книги и бумаги. Я очень ему посочувствовала, поскольку этого добра в доме хранится немало. Но вскоре сочувствие мое улетучилось. Этот гад забрал с собой мои планы занятий на будущий семестр! Предупреждала же меня Маша: никогда не следует делать работу заранее, надо дождаться когда припрет. Не послушалась, выкроила свободный часок и составила этот чертов план. Теперь придется придумывать все по второму разу… ну уж не надейтесь, что я стану заниматься этим раньше февраля!

В общем, ущерб оказался невелик. Однако мама впала в панику.

— Как он сюда попал? — с маниакальным упорством повторяла она. — Как он сюда попал?

Я хмыкнула. Мне сей вопрос не представлялся неразрешимым. Дело в том, что дом наш построен в конце восьмидесятых со всеми вытекающими отсюда последствиями. Например, в первую же ночь под новым кровом я потрясенно заметила, что из коридора пробивается мощная полоса света. Исследовав дверь, я поняла, что последняя предназначена для гораздо меньшего дверного проема и между нею и косяком зияют солидные щели. В результате мы с мамой наняли каких-то ханыг, обивших дверь снаружи дерматином. Ханыги уверяли, что, во-первых, нашу дверь без труда можно снять с косяка, а во-вторых, что она картонная. Возможно, они надеялись, что мы закажем им нечто более монументальное, однако мы ограничились косметическими средствами.