Катя чувствовала, что ее разум начинает понемногу проясняться.

– Какие у вас доказательства, Сеняев? Вы просто поверили словам калумов? Почему они сами решили, что Кравецкий – Фантом?

– Их орден возглавляет великий духовник, который уже дважды за свою жизнь нашел и ликвидировал Врага.

– А если это обман? Они могли вас просто использовать.

– Нет, я видел их мысли…

– Их самих могли ввести в заблуждение, - продолжила напирать Катя, - с самого момента вступления в «Сит Калум» им могли рассказать ложную историю, чтобы провести вас.

Сеняев еще больше напрягся, размышляя о том, как можно под действием специально созданного наркотика строить такие логические цепочки? Запустив руку в карман, он начал шарить ею в поисках еще одной дозы. Хоть она и была последней, но слишком уж рискованно было давать Остапенко прийти в себя, ведь против духовника он бессилен.

– Хочу еще кое о чем вас спросить, - Остапенко внимательно и уже довольно осмысленно посмотрела бывшему шефу в глаза, - почему вы не рассказали нам с Ритой о наших способностях?

Сеняев нащупал, наконец, заветную капсулу и уже собирался ее достать, но в этот момент в другом кармане зазвонил мобильный телефон. Ругнувшись, он оставил в покое капсулу и спешно достал трубку, на мониторе светилась надпись «Ринальди».

– Я слушаю, - заговорил он на английском.

– Никола, послушай меня, когда к вечеру прибудут остальные духовники моего ордена, поговорить будет уже некогда.

– Да, Магистр?

– Перед тем, как связываться с Кравецким и выманивать его, прибудешь ко мне, скрытень ведь еще с тобой?

– Да, а куда к вам?

– Я пришлю тебе адрес, ты же знаешь, ваши названия для меня просто ужас! Мы возле его квартиры.

– Хорошо, - боковым зрением Сеняев продолжал следить за Остапенко, рука в кармане снова нащупала капсулу.

– После ликвидации Врага оставшихся духовников, если кто-то останется, мы сможем убрать тем же оружием. У нас тут целый арсенал. Так что будь готов, действовать нужно будет сразу и быстро, передышки не будет.

– Я вас понял, Магистр, - Сеняев достал из кармана капсулу и, молниеносным движением сорвав защитный колпачок, всадил маленькую иглу Кате в шею.

– Все, жди моего звонка.

Ринальди убрал в карман телефон и откинулся в кресле авто.

– Волк, - с закрытыми глазами сказал он, так чтобы его слышали на заднем сидении, - следите за квартирой. Меня пока не отвлекать, хочу посоветоваться с Хозяином.

– Хорошо, - спохватился Волк и отвлек свое внимание от монитора телевизора.

Густаво сосредоточился. Дыхание начало успокаиваться, звуки вокруг почти исчезли, тело перестало ощущать кресло под собой. Если бы врач сейчас померил старику пульс, он немедленно вызвал бы скорую помощь, так как сердце его почти перестало биться. Тело Ринальди погрузилось в состояние очень близкое к смерти, жизненные функции теперь поддерживались на самом минимуме. Старик давно освоил эту процедуру – только так духовник мог посетить Ойас, в случае Ринальди, Ойару. Самое удивительное было то, что при физической жизни и в момент смерти все Лийа без проблем видели друг друга, а вот Оайс для каждого был свой. Тот, кто при жизни старался творить добро и если даже убивал, то только чтобы защитить кого-нибудь, в момент смерти видел Ойата, все остальные – Ойару. То же происходило и с духовниками в момент, когда они специально покидали свои тела.

Прошло довольно много времени, прежде чем в глазах старика все потемнело и контуры предметов вокруг него потеряли четкость. Ярко светились вокруг только Лийа его спутников. Ринальди медленно вылетел из своего тела, затем, не ощутив никаких преград, покинул автомобиль и отправился на поиски ближайшего провала. О существовании таких мест знали только духовники, потому как видеть их могли только они. Провалом называлось любое место на поверхности Земли, где из центра планеты простирались длинные языки бардового цвета субстанции. Это были руки Ойару, и их всегда было огромное множество. Правда, их местоположение мог знать любой, даже самый обычный человек. Дело в том, что места выхода на поверхность рук Ойару, как и Ойата, всегда как будто притягивали к себе смерть. В них всегда случалось больше всего аварий, нападений, несчастных случаев и катастроф. Так что обычные люди старались обходить их стороной, а духовники использовали для общения с Ойас.

Ближайшую руку Ойару Густаво нашел довольно скоро, судя по смутным очертаниям вокруг, это был какой-то перекресток. Прямо на пересечении дорог из асфальта в небо простирался толстый извивающийся столб багрового цвета. Старик замешкался, прежде чем нырнуть в него.

– Последний раз выбраться было очень тяжело, - подумал он, - хоть бы хватило сил на обратную дорогу.

Но делать было нечего, перед последней схваткой он хотел посоветоваться с тем, что называл «Хозяином». Набравшись духу, он, наконец, нырнул в столб, и его тот час с неимоверной силой начало засасывать куда-то вниз. Густаво расслабился и полностью отдался этому ощущению. Он не знал, сколько именно прошло времени, но вскоре он достиг своей цели. Его Лийа на скорости пронзила какую-то едва заметную оболочку и глубоко погрузилась в густую и в то же время газообразную бардовую субстанцию. Это был огромных размеров шар, от которого во все стороны расходилось бесчисленное количество лучей. Внутри шар больше всего напоминал пространство, наполненное постоянно движущимися струйками дыма. Такой вид приобретали Лийа после смерти своей физической оболочки и затягивания их в Ойас. Они постоянно обменивались информацией о своих последних физических жизнях и таким образом наполняли знаниями Ойата или Ойару. Правда, никто из духовников не знал, как именно Лийа попадают обратно на Землю, в новую физическую оболочку. Тайна рождения человека всегда оставалась неразгаданной.

Ринальди слегка растерялся, со всех сторон к нему поступала информация, как будто внутри себя он слышал шепот миллионов голосов. Густаво не любил это чувство, оно было ужасно тяжелым и неприятным, ведь в Ойару Лийа окружали злые и жестокие воспоминания, как будто грехи всех, кто сюда попал, становились твоими собственными. Но с этим ничего нельзя было поделать, такова была расплата для тех, кто при жизни делал зло другим. Постепенно он сосредоточился, и сводящий с ума шепот стал сливаться в один шипящий голос: