(16) Клеарх не повел своих на врага, зная, что воины измождены и не кормлены; к тому же было темно. Вместе с тем он и не отклонился с пути, опасаясь, как бы это не было сочтено бегством, но двигался прямым путем и на закате солнца вместе с передовыми остановился на ночлег в ближайших деревнях, откуда царское войско утащило даже дерево из построек. (17) Передовые еще кое-как расположились, а остальные, подошедшие уже во тьме, разместились где попало под открытым небом и, окликая друг друга, подняли такой гомон, что и противник услышал: те из врагов, что стояли ближе, сбежали со своей ночевки. (18) Выяснилось это на следующий день: больше не было видно нигде поблизости ни вьючного скота, ни палаток, ни дыма. Сам царь, казалось, был испуган приходом войска: он ясно это обнаружил тем, что сделал на следующий день.

(19) Но глубокой ночью и на греков напал страх; поднялся шум и гам, как бывает всегда, когда нападает страх. (20) Тогда Клеарх приказал элейцу Толмиду, лучшему глашатаю того времени, которого держал при себе, установить тишину и объявить, что по приказу полководцев получит талант награды тот, кто уличит воина, допустившего в расположение войска осла. (21) Когда это было объявлено, воины поняли, что страх их пустой, а полководцы невредимы. А на рассвете Клеарх приказал грекам построиться и положить оружье возле себя, как в день сражения.

III. (1) То, что я написал, — что царь был испуган приходом войска, — обнаружилось вот из чего: накануне он через послов требовал сдать оружье, а сегодня с восходом солнца прислал гонцов говорить о перемирии. (2) Они, подойдя к передовым караулам, спросили, где начальники. Когда караульные известили об этом Клеарха, он как раз осматривал строй и приказал караульным передать послам, чтоб они подождали, пока он освободится. (3) Выстроив войско так, что со всех сторон любо было смотреть на плотно сомкнутые ряды, а не в строю никого нельзя было увидеть, он приказал звать вестников, сам же вышел им навстречу с самыми статными и хорошо вооруженными из своих людей, сказавши и остальным начальникам сделать то же. (4) Подойдя к вестникам, он спросил, чего они хотят. Они сказали, что пришли насчет перемирия и уполномочены передать и то, что объявляет грекам царь, и то, что ответят царю греки. (5) Клеарх сказал им: «Передайте ему, что сначала надо сразиться: у нас нет завтрака, так кто же осмелится толковать грекам о перемирии, не предложив им позавтракать?» (6) Услыхав это, вестники отъехали, но скоро вернулись: ясно было, что где-то поблизости или сам царь, или кто-нибудь, на кого возложено это дело. Они сказали, что, по мненью царя, греки говорят справедливо и, если перемирие будет заключено, пусть идут за проводниками, которые и поведут их в те места, где у них будет продовольствие. (7) Клеарх спросил, заключается ли перемирие только для тех, что ездят взад и вперед, или для всех остальных тоже будет перемирие? А они ответили: «Для всех, пока царя не известят о вашем ответе». (8) После этих слов Клеарх их отпустил, а сам держал совет. Все считали, что нужно поскорее заключить перемирие и спокойно идти за продовольствием и взять его. (9) Но Клеарх сказал: «А мне кажется вот что: не стану-ка я отвечать быстро, а потяну время, чтобы вестники забеспокоились и подумали, будто нам неугодно заключать перемирие. Правда, я думаю, что и наши воины будут бояться того же». А когда он счел, что пора, то известил гонцов, что заключает перемирие, и велел скорее вести войско за продовольствием.

(10) Они повели, и Клеарх тронулся в путь; хоть он и заключил перемирие, но войско шло в строю, а сам он двигался в тыловом отряде. То и дело попадались им рвы и протоки, такие полноводные, что их нельзя было перейти без мостков; и они сами наводили переправы из пальмовых стволов, одни находя поваленными, а другие срубая. (11) Тут-то и можно было понять, как начальствует Клеарх: в левой руке он нес копье, в правой — палку; и если ему казалось, что кто-нибудь из приставленных к этой работе нерадив, он отзывал заслужившего наказанья и бил его. Но при этом он и сам принимался за работу, лез в ил, так что всем стыдно было не усердствовать вместе с ним. (12) Отрядили на эту работу людей моложе тридцати, но когда увидели усердье Клеарха, то взялись за дело и воины постарше. (13) Клеарх весьма спешил, подозревая, что рвы не всегда так полны водою: ведь сейчас не время было орошать равнину; вот он и подозревал, что царь пустил по равнине воду ради того, чтобы дорога показалась грекам полной страшных преград.

(14) Так они шли и прибыли в деревни, где проводники предложили им взять съестные припасы. Было там много хлеба, и финикового вина, и вываренного из фиников уксуса. (15) Финики, такие, какие можно видеть в Греции, там откладывают для рабов, а те, что идут для господ, отборные, удивительной красоты и величины и по виду не отличаются от янтаря; часть их сушат и запасают как лакомство. И питье из них вкусное, но от него болит голова. (16) Там же воины впервые ели верхушки пальм, и многие удивлялись их виду и непривычному, хоть и приятному вкусу. И от них сильно болит голова. А пальма, когда с нее снимут верхушку, вся засыхает.

(17) В том месте оставались три дня. От великого царя явились Тиссаферн с царским шурином и еще три перса, в сопровождении множества рабов. Когда греческие начальники встретилися с ними, первым стал говорить Тиссаферн и сказал через переводчика: (18) «Я, греки, живу с Грецией по соседству и потому, видя вас среди столь многих и безысходных бедствий, счел для себя находкой возможность испросить у царя позволенья невредимо доставить вас в Грецию. Я думаю, что за это не останусь без благодарности ни от вас, ни от всей Греции. (19) Уверенный в этом, я стал просить царя, твердя ему, что по справедливости он должен оказать мне такую милость: ведь это я первым известил его о наступлении Кира, я с этим прибыл к нему сам и привел подмогу, я один из всех сражавшихся против греков не бежал, а прошел насквозь и соединился с царем в вашем стане, куда царь пришел после того, как убил Кира и погнался за бывшими при нем варварами вместе с самыми верными войсками, которые сейчас со мною. (20) Он обещал обо всем этом поразмыслить, а мне приказал пойти и спросить у вас, чего ради вы пошли на него войной. И советую вам отвечать скромно, чтобы ответ ваш был мне на пользу, если я смогу выхлопотать у царя для вас что-нибудь хорошее».

(21) На эти слова греки ответили, посовещавшись в стороне. Клеарх сказал: «Мы и собрались не для войны с царем, и вышли в поход не на царя: ты и сам знаешь, сколько предлогов выискивал Кир, чтобы и вас застать врасплох, и нас сюда привести. (22) А когда мы увидели его в великом затрудненье, нам стыдно стало перед богами и людьми предавать его, после того как мы сами принимали от него столько благодеяний. (23) После смерти Кира мы не оспариваем у царя власти, и нет причины, по которой мы желали бы чинить вред его стране или убить его самого. Мы бы отправились по домам, если бы никто нас не трогал; а обидчика мы постараемся с помощью богов отразить; а уж если кто предложит нам свои благодеянья, то и мы по мере сил не останемся в долгу». (24) Так говорил Клеарх. Выслушав его, Тиссаферн сказал: «Так я и передам царю, а вам дам знать, что он решил. А до моего возвращенья перемирие остается в силе, и мы даем разрешение продавать вам все».

(25) На другой день он не вернулся, и греки встревожились; прибыл Тиссаферн только через день и сказал, что добился у царя разрешенья спасти греков, хотя многие возражали, что недостойно царя отпускать тех, кто шел на него походом. (26) Под конец он сказал: «Теперь можете принять нашу клятву, что страна эта будет вам дружественной и что вас без козней отведут в Грецию, разрешая вам покупать все нужное; а где нечего будет купить, там мы вам позволим добывать продовольствие по стране. (27) Но и вы должны нам поклясться, что будете идти как через дружественную страну и там, где с вами торговать не станут, добывать еду и питье без вреда для других, а где будет торговля, там покупать припасы». (28) Так и порешили; Тиссаферн и царский шурин дали клятву греческим начальникам, старшим и младшим, и взяли клятву с греков. (29) После этого Тиссаферн сказал: «Теперь я уезжаю к царю, а когда закончу все дела и сборы, приду, чтобы вас отвести в Грецию и самому вернуться в подвластную мне область».