Шрифт:
(2) Когда прибыли лакедемоняне, Гераклид, сразу же разузнав, что пришли они за войском, сказал Севту, что так будет лучше всего: «Лакедемонянам нужно это войско, а тебе больше не нужно; отдав его, ты им угодишь, а у тебя они больше не будут требовать платы и уберутся из страны». (3) Услышав это, Севт велел привести к нему послов, и когда они сказали, что пришли за войском, он ответил, что войско отдаст, а сам хочет быть им другом и союзником и приглашает их на пир. Пир он им задал великолепный, а Ксенофонта не позвал, и других начальников тоже. (4) На вопрос лакедемонян, какой человек Ксенофонт, Севт отвечал, что человек он неплохой во всем, кроме одного: слишком он предан воинам, а хуже от этого только ему. И тогда послы спросили: «А умеет он увлечь людей за собой?» И Гераклид ответил: «Еще как!» — (5) «А не воспротивится он нам, когда мы захотим увести войско?» — «Если вы, — сказал Гераклид, — соберете самих воинов и пообещаете вашу плату, они побегут за вами, а на него и не посмотрят». — (6) «А как же нам их собрать?» — «Завтра, — сказал Гераклид, — мы вас к ним отведем, и я уверен, что, увидев вас, они с радостью сбегутся на сходку». Тем и кончился этот день.
(7) Наутро Севт и Гераклид привели лакедемонян в греческий стан, и войско собралось. Оба лаконца сказали, что лакедемоняне решили воевать с Тиссаферном, «от которого вы видели столько зла. Если вы с нами пойдете, то накажете вашего врага, и каждый из вас получит по дарику в месяц, а младшие начальники — вдвое и старшие — вчетверо больше». (8) Воины выслушали это с радостью, и тут же встал один из аркадцев и принялся обвинять Ксенофонта. При этом был и Севт, желавший видеть, что произойдет: он стоял в таком отдаленье, чтобы все слышать, и при нем был толмач, — хоть, впрочем, он и сам понимал по-гречески почти все. (9) Между тем аркадец говорил так: «Мы давно были бы уже с вами, лакедемоняне, если бы Ксенофонт нас не уговорил и не увел сюда, где мы, воюя в жестокую стужу, не знали передышки ни днем, ни ночью; а плоды наших трудов достались ему: Севт его одного обогатил, а нам даже платы не отдал. (10) Так что видеть бы мне его побитым камнями и наказанным за все, что он на нас навлек, — и я счел бы, что получил мою плату, «не сердился бы уже за все, что вынес». После него другой говорил то же самое, и потом еще один. Тогда начал говорить Ксенофонт:
(11) «Конечно, если ты человек, так тебе всего надо ждать, — раз я сегодня получаю от вас одни обвиненья, между тем как сам за собой знаю, по-моему, только одно: что все мое великое рвение я отдавал вам. Уже отбыв домой, я вернулся — не потому, клянусь, что узнал, как вы благоденствуете, а потому, что услышал о безвыходности вашего положения и надеялся хоть чем-нибудь помочь вам. (12) И когда я прибыл к вам, то он, Севт, часто посылал ко мне людей и много чего обещал мне, если я вас уговорю перейти к нему, однако я за это не взялся, как вам и самим известно, и повел вас туда, откуда полагал быстрее переправить в Азию. Это и я считал для вас наилучшим, и вы сами, я знал, этого хотели. (13) А когда явился Аристарх с военными кораблями и помешал нам плыть, тогда я, как положено, собрал вас, чтобы посоветоваться, что нам делать. (14) И разве вы все, выслушав приказ Аристарха отправиться на Херсонес, выслушав и уговоры Севта пойти воевать вместе с ним, не выбрали Севта и не проголосовали за то, чтобы идти с ним? В чем же мое преступленье, коль скоро я привел вас, куда вы все решили? (15) Когда же Севт стал нам лгать насчет платы, то если бы я его одобрил, вы были бы вправе меня обвинять и ненавидеть. Но если я, раньше бывший ему первым другом, теперь больше всех с ним разошелся, то справедливо ли мне, отдавшему предпочтенье перед Севтом вам, слышать от вас упреки за то самое, из-за чего я с ним разошелся?
(16) Быть может, вы скажете, что можно, получив у Севта причитающееся вам, теперь хитрить перед вами. Но разве не ясно, что если Севт мне заплатил, то заплатил не затем, чтобы потерять отданное мне, а потом расплачиваться с вами другими деньгами? Если он что и дал мне, то лишь с тем, чтобы, дав мне немного, не отдавать вам много. (17) Если вы полагаете, что так оно было, то можете сей же миг лишить эту сделку малейшей выгоды для нас обоих: потребуйте только с него денег. Ясно ведь, что Севт, если я что-нибудь от него получил, потребует от меня все вернуть, и потребует справедливо, коль скоро я не выполнил дела, за которое получил мзду. (18) Но, право, куда мне было получить причитающееся вам: ведь от Севта я, клянусь всеми богами и богинями, не получил даже того, что он обещал мне одному. Вот он и сам здесь и знает, лживо ли я клянусь. (19) А чтобы вы еще больше удивились, я поклянусь вам, что не получил и того, что остальные старшие начальники и даже иные из младших. (20) Почему я так поступал? Я думал, воины, что чем больше помогу я ему в его тогдашней бедности, тем теснее станет наша дружба, когда он достигнет могущества. И вот теперь, увидев его в благополучии, я понял, каков он есть.
(21) Кто-нибудь, верно, спросит, не стыдно ли попасться на обман так глупо? Клянусь, мне было бы стыдно, если бы меня обманул враг, а из друзей более стыдно должно быть обманувшему, чем обманутому. (22) Но коль скоро и с друзьями нужны предосторожности, то вы, я знаю, всячески остерегались предоставить ему справедливый повод не отдать вам обещанного. Ведь мы ни зла ему никакого не делали и ни разу не подвели его ни по лени, ни по робости, куда бы он нас ни звал. (23) Но вы, верно, скажете, что нужно было взять у него залог, и он при всем желании не мог бы нас обмануть. Послушайте же, я скажу вам то, чего никогда бы не сказал в его присутствии, если бы не считал вас совсем уж беспамятными и сугубо виновными передо мною в неблагодарности. (24) Вспомните, каковы были обстоятельства, из которых я вас выручил, уведя к Севту! Разве лакедемонянин Аристарх, когда вы приближались к Перинфу, не запрещал вам входить в город и не запер ворот? Среди зимы вы стояли под открытым небом и на рынке со скудными товарами покупали все на ваши скудные деньги! (25) Не остаться во Фракии мы не могли: трехрядные корабли стояли на якоре и заграждали нам путь по морю. А оставаясь в ней, мы оставались среди врагов, и против нас были бессчетные всадники, бессчетные копейщики, (26) между тем как у нас имелись одни только латники, и если бы мы все вместе напали на деревни, то, может быть, добыли бы хлеба, да и то не слишком много, а вот погнаться за беглецами и захватить рабов и мелкий скот нам было никак не возможно: ведь я, вновь вас возглавив, не нашел уже ни конницы, ни копейщиков.
(27) Если бы в такой нужде я дал вам союзником Севта, даже не попросив у него никакой платы, — Севта, у которого были и конные, и копейщики, отсутствующие у вас, — то неужели вы не сочли бы, что я нашел для вас хороший выход? (28) Ведь, соединившись с ними, вы и хлеба по деревням находили больше, заставляя фракийцев бежать второпях, и больше захватили мелкого скота и рабов. (29) И врагов мы уже не видели с тех пор, как у нас появилась конница, а раньше враги дерзко шли за нами по пятам, и их всадники и копейщики не давали нам отлучаться небольшими отрядами, чтобы запасти больше продовольствия. (30) И если тот, кто обеспечил вам такую безопасность, сверх того заплатил вам не так уж много, то разве это такое страшное несчастье, что из-за него нельзя, по-вашему, даже отпустить меня живым?
(31) С чем же вы отсюда уходите? Разве не было у вас всю зиму обильного продовольствия? И не сохранили ли вы все, что получили от Севта? Ведь вы жили за счет врага. И при таких обстоятельствах вы не потеряли ни единого человека убитым или пленным! (32) И разве все те подвиги, что совершены вами в Азии, в боях с варварами, не остались при вас и не прибавили ли вы к ним новую славу, победив и здесь, в Европе, фракийцев, на которых пошли войной? По справедливости вам говорю, — за что вы негодуете на меня, за то надо возблагодарить богов как за великое благо. (33) Вот каковы ваши дела.
А теперь, ради богов, взгляните-ка и на мои дела. Когда недавно еще я собирался уехать домой, то и вы осыпали меня хвалами, и среди всех греков я приобрел благодаря вам добрую славу. И лакедемоняне мне доверяли, иначе они не послали бы меня обратно к вам. (34) А теперь я уезжаю, оклеветанный вами перед лакедемонянами, ненавистный из-за вас Севту, у которого я надеялся за все добро, что сделал ему вместе с вами, приобресть достойное убежище и для себя, и для моих детей, если они у меня будут. (35) А вы, из-за кого меня больше всего и возненавидели, причем люди куда более могущественные, чем я, вы, кому и по сей день я непрестанно стараюсь делать добро, как могу, — вы так обо мне судите!