Шрифт:
– Данила, жалко, что ты старовер, а то давно я бы тебя отматерил. Я показывал тебе наилучшие земли, и земли сколь хошь, вся областная, а ты пошёл за своим Тарасовым. Шебека никогда не процветала и процветать не будет, там у них всё непонятно.
– Ну что, ишо не поздно, давай будем те земли смотреть.
– Давно бы так. Я чичас позвоню тому главе, что нас возил, помнишь?
– Да, помню.
Он созвонился, договорился и мне говорит:
– Он вас ждёт.
– А я не помню где.
– Алёша, ты знашь такоя-то село?
– Да, знаю.
– Ну вот, поезжайте, глава вас ждёт.
Мы поехали, Василий был с нами, мы с главой встретились и поехали дальше. Он показал три комплекса с дойными коровами. Да, ети комплексы – сделать небольшую реформу, и всё будет отлично. Земли здесь шикарны, а вот как коровы стоят на привязи всю жизнь – я бы на ето место привязал бы на месяц хозяевов, пускай постояли бы месяц и подумали бы: как, хорошо, нет эта невольная експлуатация? Бедныя животныя, как оне страдают!
Мы вернулись, доложили Кузнецову:
– Да, нас ето устраивает.
– Хорошо, идите к шефу.
Алексей Анатольевич позвонил Родионову, тот дал команду: «Пускай зайдут ко мне». Мы зашли.
– В чём дело, Данила Терентьевич?
– Да вот земли, что нам выдают, нас оне не устраивают, и каки посевы Дудников нам сделал – ето позор, мы не хочем с Дудниковым вечно быть конкурентами, дайте нам в другим районе земли, мы хочем спокойно работать. Нам в Шебекине много чего непонятно, сам Селютин палки в колёсьи ставит, и мы предвидим негатив.
Родионов остолбенел, сперва молчал, но потом справился и говорит:
– Данила Терентьевич, ты знашь, что говоришь? Да губернатор узнает – Бузычкин с места слетит, и мене несдобровать, всем нам попадёт, а политика, вы сами знаете: везде оглашёно, что вы устраиваетесь в Шебекине, и ни с того ни с сего на – бросили район и ушли в другой. Подумай сам, сколь делов настроишь.
– Нет, ето не подходит.
– Всё будет хорошо, мы всем гайки накрутим и всё поправим, но толькя не бросай.
Я нехотя согласился и стал за каждым движением следить, что будет дальше.
Дома Василий стал настаивать там деревню строить.
– Нет, ребята, слушайте, надо довести до конса, пускай ета деревня будет моя, она будет политическа. Когда ета деревня будет существовать, тогда и можем заявить и там построить деревню, и нам губернатор не откажет, и хто желает, может переехать в ту деревню, а пока надо терпеть и дело доводить до конса.
Василий возразил:
– Нас много. Я часто звоню своему родству, оне все собираются сюда ежлив? Но ты сказал, в ету деревню не пустишь, кого не знашь.
– Да, ето правда. Но вы не спешите, всем места хватит, надо проект довести до конса, тогда и говорить о разных деревнях. И придёт время, сами будете избирать себе деревни.
Но Василия здесь не устраивает, он всё поговаривает о Сибири. Я услыхал и стал говорить:
– Не будьте как дети. Вы хочете хлебать горя – езжайте, я ето уже испытал. Надо довести до конса, а потом куда хошь. Как Москвин сказал: через нас народ может поехать куда хочет, но ето надо заработать нам, чтобы другим было легче. Я же вам говорил: не думайте о себе, тогда всем будет хорошо.
Звонит Ульян Ефремович Мурачев, свояк из Боливии, новости:
– Ваш сын Илья в тюрме, просит три тысячи долларов на выкуп.
– Нет, заработал – пускай посидит подумает, ему много было говорёно, но он не слушал, а он уже давно заработал, так что пускай сидит, ума копит.
Марфа узнала, заплакала.
– Нет, Марфа, не плачь, толькя вспомни всё, что он делал, и жалеть не надо. Ето хорошо, Бог посетил его, пускай ума покопит, а пожалеешь – больше горя себе сделаешь.
– Знаю. Сердцу больно.
– Но лучше потерпеть, нежели опять слушать, что Илюшка там пакостит, – да там.
Марфа ответила:
– Да, пускай посидит, ума покопит, но жалко.
– Да, жалко, но он сам етого захотел. Вон посмотри, как Андриян присмирел. Сама хорошо видала, как оне жили: один всё сохранял, а другой жил на широку ногу, а теперь пришло время подумать.
– Да, ето правды.
Звонит Алексей с Аляски, новости:
– Илюшка в Боливии сидит в тюрме, просит деняг.