Гзуры шарахнулись врассыпную, даром что стрела шла явно выше голов.

— Ты что делаешь, даа? — протяжно укорил Чумпа старший.

— Сорвалось, — пояснил гоблин, потряс отбитой рукой и с натугой поволок из крепления секиру. — Извиняйте. Слаб стал с возрастом.

— Зачем берёшь, если такой слабый, да?

— Начальство велело. — Чумп указал на генерала и таким образом передал тому слово.

Панк тоже прекратил гоготать, тронул коня и, потеснив Кижингу, выехал вперёд.

— Эгей, волосатые, — окликнул он нагло. — Поговорим? Есть до вас малый интересец.

— Генерал! — сдавленно возмутился орк. — Что за препирательства с гзурами? Вон у них какие ритуалы поганющие! Давай мост обрушим и храбро ретируемся.

— Можно бы, да только нам в Копошилку, а это, сам знаешь, на той стороне.

Кижинга прикинул. Ежели здесь сейчас раскланяться с Панком и ехать дальше по этой стороне… и даже не принимать в расчет гзуров (Панк уж договорится так договорится, либо присмиреют, либо и на семя не останется)… то либо дальше на север, в Хундертауэр, — а чего там искать? — либо на восток к Нейтральной Зоне, но до неё разве доберешься через эти злые земли? Нет, надо найти поближе какой-никакой оплот цивилизации, где можно продать пару побрякушек из ларца принцессы (при всей суматохе не бросил, сунул в седельную сумку) и с оказией отослать письмо в Салланд. Копошилка… в общем-то оплот… А только ханжеское салландское Величество, король Минимус, собственноручно отрежет паладину что-то очень нужное, если прослышит, куда тот завлёк его единственное чадо. Злачный город — этим почти ничего не сказано… Но — ближайший город, да и лучше хоть сколько проехать с генералом и его приятелями. Гоблины своих в обиду не дают, а ко всему с ними не всякий и свяжется.

От гзурусов вперёд подался дюжий муж с проседью в окладистой бороде. На воина не сильно похож, брюхо через ремень, скорее уж старейшина. У них, гзуров, толщина — признак солидности, будь генерал Панк гзуром, такую глыбу жира никакой дракон бы не поднял. Гзур подкатил к краю моста, там остановил коня.

— Говори, почтенный, — предложил он и рупором приложил ладонь к уху. Чтобы, видимо, лучше слышать.

— Не, — генерал мотнул головой и свалился с коня, так бухнул сапогами, что мост дрогнул как соломенный, — выходи на середку. Обсудим наши дела как пристало офицерам. То бишь без сопливых.

Кижинга тупо принял повод генеральского скакуна и уставился в широкую спину Панка. Кольчугу где-то спёр просто выдающуюся, чуть ли не дварфийской ковки, и совсем недавно, ещё все плашки на месте. А вот меч всё тот же, что был шесть лет тому, мощный, широкий и тяжёлый. Шлем тоже новый, какого-то негоблинского фасона, даже порты новёхонькие, ещё изодрать не успел, а у него это быстро.

Панк чеканил шаг, плечи расправил так, что кольчуга жалобно затрещала — уверенный в себе, словно за спиной не трое минус принцесса, а полностью готовое воинство, ведомое на Хундертауэр. Гзур помялся, слез с коня с крайней неохотой, поплёлся уныло, словно на плаху. Был он умом не слаб и понимал, что всякая наглость на чём-то да основана. Виновен ли, что доселе гоблинов не встречал? Ковылял еле-еле, но провести генерала было совсем не просто: встал посреди моста как вкопанный, задрал голову и принялся считать облака в небе. Облаков было четыре, но Панк по правилам дипломатии считал их до тех пор, пока грустный предводитель гзуров не занял предписанную позицию в трёх футах. Только тогда генерал его изволил заметить, осмотрел как диковинную блоху и предложил мажорно:

— Хошь, одним махом до пупа распластаю?

— Э-э… — оробел гзур. — Нарушение Конвенции от семьсот пятьдесят пятого, да?

— Шутка. Парламентёров не бьём, только парламентариев. Вот как-то, помню, вышел на переговоры вражий потрох навроде тебя, с белым флагом и при всех делах. Востребовал, эка погань, вовсе несусветного. Так чего думаешь? — и то бить не стали, потому — традиции надо почитать. Только флаг засунули ему в… О чём я? Ах да. Чем откупаться думаешь?

— А? Погоди, любезный! Какой такой откупаться?

— Ну ты и гзур! Говори, на каких условиях разойдёмся мирно, кепконос!

Гзур через силу подбоченился.

— Какой вопрос, камандыр? Тебе на ту сторону? Милости просим, оставь девку с ейной железякой и езжай, да?

— Это всё?

Генерал задумчиво осмотрел красную гзурью кепку. Надо же, согласно их иерархии это целый племенной вождь, не просто дырка от задницы, а такой глупый… Помыслил, поскрёб в затылке, оглянулся. Смерил взглядом ладную фигурку принцессы, сверкающего синей сталью Кижингу, обмерил, взвесил, сложил и вычел, посчитал для наглядности на пальцах. Вышло ДВА.

— Слушай, да? — сказал Панк затем, искусно имитируя гзурский выговор. — Раз вам да ещё раз вам, а нам? Кукиш с маслом али дулю с планом?

Гзур закивал, соглашаясь, — несправедливо, с такими здоровенными не грех и поделиться добычей, помыслил в свою очередь и доверительно предложил:

— Кошель серебра, бурдюк чачи и раба.

— Каждому?

— На всех.

— А раба зачем?

— Для утех. Э-э, хошь, рабыню, ежели найдём, конечно… или полпуда говядины.

Панк ещё подумал, с трудом прикинул, для каких таких утех можно приспособить кусок говядины аж на полпуда, и ответствовал:

— Мало.

— Мало? А чего хочешь, да? Говори свои условия!

— Мои условия такие: девицу нам, рыцаря нам, ваши кони, мечи, деньги и чача нам, а вам — все ваши рабы для утех и десять минут форы. Ну, бежать в ужасе. Кто не успеет, пеняй на себя, мы народ праведный, дуподрюков не жалуем.

Гзур подавился воздухом, чуть было не раскашлялся, но генерал с охоткой растопырил грабли — бухнет кулаком промеж лопаток в лечебных целях, все внутренности вылетят! Так что задавил кашель на корню, выпучил глаза на наглого собеседника. Тот стоял как каменный голем и очень нехорошо ухмылялся. И в душу осторожного гзуруса тихой сапой закрался червячок сомнения. Пусть гзуров по четверо на каждого из этих странных воинов, но есть ли резон бросаться в бой? Взять с них нечего, не наследная принцесса, за которую папаша может и должен дать выкуп. Этих даже живыми не возьмёшь, в рабство не продашь, небось и мечи свои дорогостоящие назло изломают, а уж крови прольётся… Не говоря уже о том, что вон за тем холмом вполне может сидеть в засаде целая дружина.