Хильда присоединялась к ним в долгих ночных посиделках. Устраивалась с вышиванием в кресле. Стоило кому-то из них повысить голос, как Хильда поднимала взгляд, и желание рычать и нецензурно ругаться сразу пропадало. Тир заподозрил бы госпожу фон Сегель в том, что она забирает отрицательные эмоции, если бы не знал, что на самом деле она просто пользуется своим влиянием на них обоих. Положительным влиянием.

А фон Ольтан стал полковником. И года не прошло, как дослужился. Неплохая карьера для парня, который мог бы научиться летать.

– Твоя заслуга, Суслик, – сказал Эрик. – Пожалуйста, воздержись от комментариев, просто поверь мне на слово, что это хорошо.

Тир в ответ невнятно пошипел, вызвав у императора улыбку.

– Ты сам-то разве не на генеральской должности, а, легат? Тебе положение уже не позволяет утверждать, что армия не нуждается в высшем командном составе.

– Происки, – буркнул Тир. – И никогда я такой… такой…

– …ерунды, – невинно подсказала со своего места Хильда.

– Точно! Никогда я такой ерунды не говорил.

Впрочем, что уж там, он был рад за Алекса. Тот, правда, в письмах все еще угрожал своим будущим генеральством, но уже без прежнего пыла. Потому что, увы, не мог больше рассчитывать услышать от Тира «господин генерал».

Тир, в свою очередь, ждал, когда до мальчика дойдет, что дослужиться-то можно и до маршала.

В общем, жизнь была хороша настолько, что суеверному человеку стоило бы уже начать подозрительно оглядываться, ожидая подвоха. Старогвардейцы, в отличие от большинства пилотов, суеверны не были, в приметы не верили, летали себе и летали. От неба они не ждали никакой пакости. И правильно не ждали, потому что неприятности случились на земле.

В середине месяца рефрас в Вальден прибыл с неофициальным визитом барон де Лонгви. Визит продлился не дольше часа, но за этот час Лонгвиец успел посмотреть, что такое «прыжок». После полетов он переговорил с Эриком, да и убрался к себе в Лонгви.

А Эрик собрал старогвардейцев и огласил результаты переговоров. Две новости: хорошую и плохую.

Хорошая заключалась в том, что Старая Гвардия научилась танцевать.Слово было из терминологии Мечников, но, за отсутствием у пилотов собственного определения, приходилось пока пользоваться чужим.

– Это мы что, теперь такие же, как они? – обалдел Шаграт.

– Мы и были такими же. Просто они гораздо старше и больше умеют. Плохая новость, господа, заключается в том, что Танецсчитается магией, хоть и не является таковой. Применение его в военных действиях запрещено конвенцией. – Эрик поморщился. – Этого следовало ожидать. Конструктивные комментарии есть?

Его величество выждал некоторое время, не услышал ответа и кивнул:

– Тогда разрешаю высказываться неконструктивно.

Да уж какой там конструктивизм – одни сплошные эмоции. Впрочем, Эрик прав, если уж Мечникам нельзя танцевать, с чего бы вдруг это позволили пилотам?

– А в чем проблема-то? – спросил Тир, улучив момент. – Мы что, только для войны это сделали?

– А для чего еще? – удивился Риттер.

Тир пожал плечами:

– Не для чего, а почему. Сделали, потому что смогли. Просто еще один шаг вверх. Он что, обязательно должен быть целевым?

Он поймал сочувственный взгляд Падре. И задумчивую усмешку Эрика. Не понял ни того ни другого. А потом на него наскочил Шаграт, яростно доказывающий, что если уж делать, так чтобы воевать, а если не воевать, так зачем вообще что-то делать. Изложение было сумбурным и крайне эмоциональным, и Риттер с Малом поддержали Шаграта. Тир в кои-то веки услышал слово «рационально» не от себя самого.

И все равно он не понимал. С его точки зрения, глупо было сводить умение летать только и исключительно к войне и победам.

Его точку зрения сочли ошибочной.

– И, возможно, даже вредной, – добавил Эрик. – Жаль, что ты не в ладах с бароном де Лонгви, вам нашлось бы о чем поговорить.

– Не о чем нам разговаривать, – отрезал Тир. – А вы трое, – он обвел взглядом Риттера, Шаграта и Мала, – придурки. Куда вы денетесь? Будете вы использовать «прыжок» в бою или не будете, остановиться-то все равно не сможете. Вас сделали, чтобы вы летали.

– Тебя тоже, – напомнил Эрик.

Тир пренебрежительно хмыкнул и отвернулся. Чтобы столкнуться взглядом с усмехающимся Падре.

– Никаких «вы», Суслик, – сказал тот. – Только «мы». И даже не пытайся с этим спорить.

Беда, известное дело, одна не ходит. Да и не считал Тир запрет на использование «прыжка» такой уж бедой. А непонятные изменения, произошедшие с Катрин, насторожили его, но тоже не расстроили. Тир не стал разбираться, что послужило причиной изменений – ему было неинтересно. Он отметил, что Катрин стала пахнуть чуть иначе, отметил намеки на изменение характера… пока еще только намеки, незаметные ни для самой Катрин, ни для кого из окружающих. Выждав несколько дней, Тир убедился, что изменения никуда не деваются, предположил, что они будут прогрессировать, спросил себя, надо ли ему держать рядом с собой женщину, с которой непонятно что происходит?