Ладно, административный корпус, переименованный в рейхстаг, это еще куда ни шло. Но обозвать жилой отсек командира «рейхсканцелярией»… И ведь даже бить мерзавца бесполезно. Прилипли названия — теперь не отмоешь.

Гот хмыкнул. Улыбнулся задумчиво.

Окаймленный с двух сторон корпусами цехов, а с третьей — неприступной стеной скал, лагерь выглядел… уютно. Да, именно так. Кому-то, конечно, такой уют сомнительным покажется, но на взгляд Дитриха, четкость и стройность линий, продуманная оборона и, что немаловажно, стерильная чистота гладкого камня были для уюта необходимыми составляющими. Здесь. На Цирцее. Дома, конечно, можно позволить себе что-нибудь менее однообразное. А тут развлечений хватает за пределами периметра.

Что ж, все хорошо. Пока. Все пока в порядке. И можно подняться выше. Над горами. Над планетой. Оторваться от нее хотя бы ненадолго. Не место пилоту на земле, да только куда с нее, проклятой, денешься?

Хорошо здесь. Ветер. Совсем не такой, как в горах. Море шумит. Алая лента бликов стелется под солнечный шар. Ни облачка в небе, погода самая что ни на есть летная, и вместо буйных красок восхода четкая, будто в мультфильме, картинка. Небо — синее. Солнце — алое. Только вода позволяет себе играть всеми оттенками — от кармина до темной зелени, — то тут то там накладывая на бегущие волны стремительные, тут же исчезающие мазки красок.

— Буровая к запуску готова, — доложил Зверь.

— Очень хорошо. — Гот попытался не улыбнуться, но так просторно и свежо было здесь, между морем и небом, что попытка успехом не увенчалась. Пятеро бойцов старательно хмурились, глядя на довольного командира. Им без команды радоваться не полагалось. А хотелось. Вкалывали всю ночь, не жалея ни себя, ни строительных роботов. Зверь с самого начала задал совершенно дикие темпы, в которые укладывались едва-едва, каждый день и каждую ночь подходя к пределу, но так и не миновав его, а уж сегодня, когда дело пошло к завершению, сержант сам на своих людей диву давался. Их не то что поторапливать не приходилось — их останавливать было впору.

Нет, он не останавливал. Зачем?

— Вольно, — негромко скомандовал Гот. Посмотрел на Зверя, единственного, кто был сейчас чужд любых эмоций. — Вы отлично поработали, сержант.

— Благодарю.

— Запускайте буровую.

— Есть!

С вертолетной площадки по узким гремящим лесенкам — в аппаратную, где все еще пахло сваркой, и этот запах странным образом накладывался на запах ветра и моря. Мониторы по стенам, вид из камер наружного наблюдения, показатели приборов, мерно помигивающие столбцы чисел.

— Вообще-то она автоматическая, — Зверь проследил на правление взгляда командира, — но эти данные лишними не будут. Кинг тут помудрил, теперь четырежды в сутки на плато будет приходить отчет о работе систем. Если что не так, станция пошлет экстренный вызов.

— М-да, — вздохнул Гот, снова оглядев мониторы. Он чувствовал себя старым генералом, перед которым отчитываются о работе нового боевого болида. Доводилось видеть таких начальников. В глазах внимание, в душе — смятение. Ничего из объяснений старый хрыч не понимает, но положение обязывает. И ведь не виноват генерал в том, что он старый, что в его время совсем другие машины были, а все равно молодежь между собой переглядывается многозначительно: совсем, мол, дед плохой стал, зачем лезет не в свое дело, ведь не летать же ему больше.

Что-то ухнуло негромко, прервав неприятные размышления, и загудело ровно, монотонно, слышимое не столько ушами, сколько всей кожей, сквозь легкую пилотскую броню.

Буровая начала работу. Заметались по мониторам цифровые сообщения, запрыгали, переливаясь с десятков в тысячи, с сотен — в единицы. Симпатичные такие зеленые значки на ровном черном фоне. Ничего не пищит предупреждающе, нигде не мигает противный красный сигнал, никто не докладывает о неполадках.

Получилось. Неужели все-таки получилось?

— М-мать! — тоскливо произнес Зверь.

И Гот обернулся к нему, чувствуя, как подкатывает к горлу ярость. Не виноват был Зверь в том, что случилось уже или должно было вот-вот случиться, он свою работу сделал, все сделали, что могли: из безумного ассорти деталей собрали нефтяную вышку, построили ее, запустили… Не виноват Зверь, если что-то пошло не так. Но почему он не промолчал сейчас? Честное слово, для него это было бы лучше.

— Нужно уходить, — сержант смотрел на один из обзорных мониторов, на котором было море, только море, — что-то идет сюда. Оно убьет всех.