Мгновенный «бумс-бац-хрясь» добавил к помятому бамперу помятый капот, разбитое стекло и чье-то изувеченное тело под колесами.

Агент Кангрем медленно выдохнул и, бросив руль, обессиленно откинулся на сиденье. Разумеется, это должно было случиться именно с ним. Если такое и возможно – случайно сбить человека посреди необитаемых пустошей, – это просто обязан был сделать именно Витька Кангрем со своим беспросветным «счастьем».

Еще раз вполголоса выругавшись, он вылез из машины и склонился над телом незадачливого путешественника. Чем черт не шутит, а вдруг живой? Не бросать же его посреди дороги. Либо помрет, либо работорговцы подберут…

Потерпевший, похоже, и не собирался помирать в ближайшее время. Более того, он пытался приподняться и отползти, но мешали наручники и сломанная нога.

– Парень, да ты счастливчик, твою мать… – растерянно произнес Кангрем, пытаясь понять, как эта жертва ДТП умудрилась отделаться несколькими переломами и даже не потерять сознания, расколотив башкой лобовое стекло. – Откуда ж тебя вынесло на середину дороги?.. Давай я тебя к доктору отвезу, что ли…

Он подхватил мальчишку на руки и наконец разглядел его уши. Эти уши замечательно объясняли, откуда это чудо взялось посреди дороги и почему его голова оказалась крепче Витькиной развалюхи.

Нет, переехать пешехода посреди пустоши, конечно, само по себе событие маловероятное, но чтобы им еще и оказался молодой эльф в наручниках…

Это уж было чересчур даже для хронического неудачника Виктора Кангрема.

Шеллар пробудился со странным чувством, будто не может вспомнить чего-то невероятно важного. Время в камере определялось по выдаче еды и смене тюремщиков, так что определить, настало ли утро, было невозможно. Жрец в голубой мантии сидел рядом, отрешенно прикрыв глаза, словно спал вот так – выпрямившись и сложив перед собой руки, спрятанные в широкие рукава.

Шеллар задумался. Приход темнокожего священника, его речи, зелье, даже собственные мысли – все это помнилось хорошо, хотя и отдаленно, словно произошло год назад, или… или как будто он был очень пьян и сейчас вспоминает все с глубокого похмелья. Может, так оно и есть, во всем виновато вчерашнее зелье? Повелитель всемогущий ведает, чего они туда намешали…

На этой мысли сознание начало раздваиваться. Одна его часть возмущалась, требовала держать себя в руках и не поддаваться охмурению. Вторая благосклонно, но твердо советовала не шарахаться от собственных мыслей, несомненно правильных, хотя и несколько непривычных, и настаивала на необходимости переосмыслить прежнюю жизнь, дабы в полной мере осознать, как она нуждается в изменении.

«Вот теперь и я обзавелся внутренним голосом… – отстраненно подумал Шеллар. – Даже двумя, еще хуже, чем у Кантора… Как бы это заткнуть второй? Одного бы хватило… С ним можно обсудить, чего же такого важного я не помню? Что было после того, как я последний раз напоминал себе о долге? Судя по тому, что я сейчас проснулся, на этом я должен был уснуть. Тогда что я должен вспомнить? Сны? Так я никогда их не помню…

– Вы не спите? – негромко произнесла неподвижная фигура в голубой мантии.

– Уже нет.

– Вставайте.

– Это обязательно? – спросила одна часть сознания. Вторая молча потащила за шиворот измученное тело.

– Да. Настало время третьей ступени.

– Сколько их всего? – продолжал допытываться прежний любопытный Шеллар. Новый, раскаявшийся и жаждущий изменений в жизни, продолжал поднимать тело с нар, уверяя, что боль есть необходимый элемент духовного очищения и является несомненно полезной.

Жрец терпеливо улыбнулся и трижды стукнул в дверную решетку.

– Уже недолго осталось. Следуйте за мной.

Непроизвольно, словно его вели на поводке, Шеллар сделал несколько шагов к двери и только потом опомнился.

– В таком виде?

Его провожатый чуть обернулся и прожег стеснительного клиента пронзительным взглядом из-под капюшона.

– Вас все еще волнуют такие мелочи?

– Действительно… Чего это я… – покладисто согласились оба Шеллара. Нашел о чем беспокоиться! Тут мозги рвутся напополам, а он своим внешним видом озаботился… – Ведите.

Когда дверь камеры захлопнулась за ними, экс-король все же не выдержал и оглянулся.

Сто тридцатая. Восточное крыло, второй ярус. Самое задрипанное местечко во всем отделе дознания…

«Я им это припомню», – пообещала одна его часть.

«Я это заслужил», – покаянно подумала вторая.

Очередное раздвоение сознания отдалось в голове резкой болью, как будто там, глубоко внутри, кто-то пластал мозг острым ножом.

Священник шел сзади, и его взгляд по-прежнему ощущался затылком, как нацеленная стрела.