Какое-то время авиатор этот недобитый молчал, будто размышляя - что ему от меня надо? Я за это время успел такого страха натерпеться, что лучше бы он еще раз пятнадцать меня пнул или по пальцам мне потоптался. Неизвестность - она хуже всего. Лежу вот и не знаю, что дальше будет. То ли придется отвечать на вопросы, ответы на которые я, скорее всего, не знаю, то ли оставят меня здесь под присмотром тех двоих. И будет мне счастье. Во все возможные места, надо полагать.

Наконец Кирдык голос подал:

– Турос, ты со мной пойдешь, - потом он перешел на другой язык и что-то сказал парочке этой, от которой меня в дрожь бросало. Они все это время у входа в палатку как приличные солдаты на вытяжку стояли, охраняли, одним словом.

Хотел бы я знать, что он им такое сказал? И что будет после того, как он уйдет?

Кирдык на меня посмотрел. Наверно физиономия моя до того от ужаса перекосилась, что он забеспокоился, как бы меня кондратий раньше времени не хватил, и счел нужным успокоить:

– Не дергайся. Я быстро вернусь. Только приглашу твою госпожу к нам присоединиться.

– Ее то зачем сюда? Тоже бить будешь?
– не на шутку испугался я.

Кирдык заржал. Конь, ёптыть, необъезженный!

– Нет, - проржавшись сказал он, - девушку бить не буду... пока. Пусть для начала посмотрит, что бывает, если меня разозлить.

Да уж. Когда Ханна увидит, какой я тут весь красивый, да еще и со спущенными штанами, ее охватит такой восторг, что боюсь, замуж за Кира она не пойдет никогда.

Вы когда-нибудь пробовали надеть штаны сломанными руками, да еще под заинтересованными взглядами двух нетрадиционно озабоченных придурков? Я попробовал. Под дружный ржач. Не получилось. Только и добился того, что засранцев этих повеселил, а сам чуть в обморок не отправился, потому что, как выяснилось, что-то делать покалеченными руками, да еще при сломанных ребрах - больно.

***

Поспать бы, так не спится, да и опасения гложут, что кроме кошмаров я во сне мало, что смогу увидеть. А мне кошмаров и наяву хватает. Вот, кстати, еще один.

Полог поднимается и в проеме появляется незабвенная девушка Флипа. Одета она сегодня в довольно-таки строгое по ее меркам темное платье, в руке - свеча, на физиономии - предвкушение. Вот даже представить себе боюсь, что такое хорошее она там себе навоображала на мой счет, особенно учитывая то, что я и шевельнуться не могу.

– Ты спишь?
– шепчет она.

Может, притвориться спящей? И что мне это даст? Можно подумать, девица так сразу и уйдет.

– Нет, - вздыхаю.

Походит ближе, наклоняется. Взгляд ее быстро обегает всю меня. Целиком. Ну и что она надеялась обнаружить?

– Ты что так лежишь-то, двигаться не можешь?

– Не могу.

И тут на лице Флипы появляется широкая такая, искренняя зубастая ухмылка. Что-то мне не по себе.

– Совсем-совсем не можешь двигаться?
– радостно уточняет она.

Нет, уж лучше я промолчу.

– Что, красотка, заигралась? А нечего было глазки строить моему мужчине!

Я не строила! Нет, правда, не строила. Я ему вполне конкретно предложила - давай, переспим. И он согласился, правда, после некоторого давления в виде незаконных заклинаний, наложенных мажонком. Ох, Лин, как ты там, бедняга?

– Что, - продолжает Флипа, не смущаясь отсутствием реакции с моей стороны, - думала, сиськами перед ним потрясешь, и он твой?

Мне бы только пошевелиться! Эх, не получается.

– Я не трясла, - отвечаю, причем совершенно честно. Во-первых, грудь у меня не трясется, во-вторых, в этом платье подобное проделывать было бы неудобно, в-третьих, я ничем подобным не занимаюсь. За кого она меня принимает?

– Шлюшка, - злорадно улыбаясь, поясняет Флипа. Ах, вот за кого. Хорошо, папа не слышит, его бы порадовало сравнение принцессы Зулкибара с девицей легкого поведения.

– Трясла-трясла, - добавляет Флипа, - ну ничего, я тебя сейчас так разукрашу, что он на тебя и не глянет.