В дверь спальни испуганно заглянул служка, потирая зад.

— С добрым утром, ваша милость, — промолвил он. — Прикажете вина?

— Да какого уж тут вина, — отмахнулся Шани, — когда государь разгневался… Я сейчас уезжаю во дворец. Если не вернусь к обеду, то дай знать Заступнику Андрею о том, что государь приходил.

— Слушаюсь, ваша милость, — закивал служка.

— И на всякий случай упакуй мой дорожный сундук. Самые необходимые вещи по погоде на пару дней.

— Хорошо, ваша милость, — служка, видимо, окончательно перепугался — и ведь было, от чего. Обычно такие визиты к главе государства ничем хорошим не заканчивались.

— А если я и завтра не вернусь, то можешь искать себе нового господина, — сказал Шани. — Все, иди.

Через два часа выбритый и очень прилично одетый — истинный дворянин, дело портили только мешки под глазами и несколько царапин от поспешного бритья — Шани сидел в знакомом кресле личного кабинета Луша. За гобеленом точно так же, как и в прошлый раз, поскрипывала тетива арбалета; Шани задумался, меняют ли там стрелков или сидит все один и тот же. На государевом столе красовалась тарелка с луковками и темным подовым хлебом — начался пост, а среди бумаг Шани приметил изрядно потрепанную «Историю ведьмовской блудницы и падшего слуги Заступникова» и испытал невольную гордость за свою биографию.

Говорят, в книге все очень нравоучительно закончилось сожжением любовников на костре. На том месте, когда возлюбленные обращаются в пепел, сентиментальные дамы и девицы обыкновенно принимались рыдать.

Смешно.

— Интересно, почему ваши люди не используют пистоли? — поинтересовался Шани. Вошедший Луш, который собирался уже материть бывшего шеф-инквизитора, от такого вопроса смешался и растерялся.

— Пистоли… Да пес их знает. Должно быть, арбалет внушительнее, — произнес государь. — И потом: найдут тебя с простреленной грудью — ничего страшного. А вот если болт в глазнице — совершенно иное дело. Всем окружающим страх и наука.

— Меня хотели найти с болтом в глазнице? — невозмутимо спросил Шани. Луш поджал губы.

— Хотели, аж вспотели, — процедил он. Чистильщик совершенно честно доложил своему патрону о вечерней встрече с Тараканом. — Помни мою милость, пьянь. Иначе лежал бы ты сейчас мертвый и без глаза…

Шани поудобнее устроился в кресле. Делано небрежным жестом поправил отделанные дорогим амьенским кружевом манжеты.

— В чем же моя вина перед вами, государь? — невинно осведомился он. — В том, что привел в столицу Заступника?

Луш закряхтел — наверняка вспомнил о том, что Андрей пришел к нему как раз вовремя: глаза владыки к тому времени уже начали заплывать гноем; он лежал на роскошном ложе и хрипло звал на помощь, но дворец был пуст: все разбежались, ни одна живая душа не слышала его тихого жалобного зова…

— Заступника он привел… Спасибо, конечно! Так и я тебе жизнь сохранил. А то этот изувер на твоем рабочем месте… впрочем, ладно. Не до него сейчас.

Интересные намеки делает владыка, подумал Шани, разглядывая переливы зеленого в изумруде запонки на левом рукаве. Что ж, послушаем, что еще он скажет — вызвал-то явно не для того, чтобы намекать на то, что Крунч Вальчик собрался устранить бывшего коллегу физически. Шани и так был в курсе.

— Посмотри на себя, — продолжал государь. — Спился, опустился, полное ничтожество! Двенадцать кружек хмельного в святой праздник, малолетки какие-то продажные — тьфу, глядеть стыдно.

Шани хотел было посоветовать надеже-государю поберечь благородные очи и не смотреть в сторону столь вопиющего разврата, но пока решил не наглеть и смиренно произнес:

— Разве это дело? Вон, при вашем батюшке дворяне гуляли — так потом Зеленый квартал полностью перестраивать пришлось да новых шлюх с юга завозить. А я что? Совершенно частное лицо, и отчего бы не покутить благородному человеку?

Луш скривился так, будто отведал чего-то кислого.

— Про свое благородство можешь мне не рассказывать, подкидыш. Нагуляли тебя Заступник весть от кого, да в монастырь и подбросили, — вопреки его ожиданиям, Шани абсолютно не изменился в лице, и Луш продолжал: — Кстати, ты все еще хочешь уйти в Шаавхази?

А вот теперь Шани вздрогнул и выпрямился в кресле. Государь довольно сощурился.

— В Шаавхази? — переспросил Шани.

— Именно туда, — сказал Луш. — Монастырь подновили недавно, приношения благодарных жителей не прекращаются — но опять же, и спокойно там, и благодатно. Самое место, чтобы душу, от мира уставшую, исцелять.

Шани пристально посмотрел на него, пытаясь понять: издевается ли? — да вроде бы совершенно серьезен. А ведь именно Луш своим именным приказом освободил Шани от всех чинов и званий и запретил занимать любую гражданскую должность, равно как и церковную. Читая собственноручно написанный указ государя, Шани словно наяву услышал, как захлопнулись перед ним двери монастыря. И вот теперь такой неожиданный поворот…

— Вы правы, государь, — каким-то неживым голосом произнес Шани. — Там в самом деле и спокойно, и благодатно.