— Так кто же вы, сударыня? Назовите ваше настоящее имя.

Девка всхлипнула, но голос ее прозвучал ровно и гордо.

— Меня зовут Марита Стерх.

— В чем же я провинился перед вами, госпожа Стерх, что вы приуготовили мне столь незавидную участь?

Артуро хотел было сказать, что незавидная участь теперь ожидает ее саму, но Марита с достоинством ответила:

— Я дочь и невеста убитых и опозоренных вами людей. Я ненавижу вас за то, что вы уничтожили лучшую часть моего народа, растлили и развратили мою родину. Я искренне и всеми силами души желаю вашей смерти.

Шани очень грустно усмехнулся. Покрутил в пальцах плевательную трубку. Положил на стол.

— Что ж, я бы очень хотел, чтобы все добрые люди имели таких дочерей и невест, — произнес он, наконец. «Шутит?» — испуганно подумал Артуро. Нет, вроде совершенно серьезен. — Вы совершили отважный и благородный поступок, сударыня. Ваши близкие могут вами гордиться.

Стерх подняла голову и посмотрела в глаза императору.

— Я ваша пленница, сударь, и полностью в вашей власти, — процедила она, — но это не дает вам права издеваться надо мной.

— Госпожа моя, — усмехнулся Шани, — вы и не представляете, какие права мне дает наше нынешнее положение. Я могу вас порезать на ломтики и кинуть в Шашунку. Я могу снять с вас кожу и послать вашим родственникам. Не говоря уж о том, чтобы отдать вас моему охранному полку для забав, — Стерх содрогнулась всем телом и едва слышно заплакала. Наверно до этого она не задумывалась о том, что ее ожидает в случае провала ее предприятия. — Однако я действительно считаю ваш храбрый поступок благородным и достойным уважения. Не всякий решится убить тирана своего отечества, — император сделал паузу и произнес: — Артуро, снимите наручники с госпожи Стерх. Она покидает дворец.

И личник, и девка замерли — такого поворота событий никто из них не ожидал. Наконец, Артуро осмелился подать голос:

— Ваше величество. Она покушалась на вашу жизнь.

— Господин Привец, — в голосе императора брякнул металл. — Вы обсуждаете мои приказы?

— Ни в коем случае, ваше величество, — промолвил Артуро и негнущимися пальцами принялся раскрывать наручники. Освободившись, Стерх шмыгнула носом и стала растирать покрасневшие запястья. «Неужели он ее действительно отпустит?» — испуганно подумал Артуро.

— Благодарю вас, сударыня, за столь приятное знакомство, — император деликатно склонил голову, голос его звучал совершенно серьезно, без малейшего намека на издевку. — Искренне рад буду новой встрече и прошу простить меня за то, что не провожаю вас.

Не веря в свою свободу, девка встала и медленно направилась к двери. Казалось, она ожидала выстрела всем своим худеньким телом, напряженным, словно сжатая пружина. Когда она подошла к двери, то Шани окликнул ее:

— Сударыня, — Стерх обернулась, и император бросил ей трубку. — Вы забыли вашу вещь.

Трубка ударила ее в грудь и упала на ковер. Стерх не стала поднимать свое экзотическое оружие, потянула за ручку двери и кинулась прочь. Стук каблучков отдался эхом от стен коридора и угас.

Император тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. Несмотря на то, что опасность миновала, ему все еще было плохо.

— Ваше величество, — промолвил Артуро. — Она вернется, чтобы закончить начатое.

— Не уверен, — тихо ответил Торн. — Отправьте за ней наблюдателя, Артуро. Она либо встретится с сообщниками, и тогда накроется все гнездо, либо, если действовала от себя… В общем, не позвольте ей умереть.

— Слушаюсь, ваше величество.

Когда Артуро вышел, Шани сел поудобнее, покрутил в пальцах медицинский планшет, спасший ему жизнь, и на всякий случай принял еще одну дозу лекарства. Заюжный яд, надо же. На что только не идут, чтобы избавиться от того, кто лишил доступа к кормушке. Марита Стерх была дворянкой — значит, кроме звонкого титула и возможности крутиться на государственных приемах, не имеет больше никаких преференций перед прочими гражданами государства: должна работать, учиться, заниматься творчеством — в общем, самостоятельно зарабатывать себе на хлеб, а не доить казну, как в старые времена делали ее предки. Исчезла возможность вытягивать соки из страны — вот и сидят сейчас владетельные сеньоры, которых гражданская война и реформы пощадили, и думают, как дальше устраиваться в жизни.

В конце концов, чем тут гордиться? Длинной цепочкой удачливых авантюристов в родне, которые никогда ничем не занимались, кроме подлости, войн и распутства? Лучшая часть народа — да неужели! В чем она лучшая? В том, что подняла руку на владыку, которому присягала в верности? Или в том, что призвала в страну интервентов?

Шани почувствовал, что начинает злиться. Действительно злиться. А это сейчас лишнее — сердце и без того стучит так, словно собирается вылететь. Что на самом деле надо, так это отправиться к себе и не видеть никого в течение нескольких часов.