Толпа расступилась, и Шани прошел в допросную. Ведьма действительно лежала на полу и не подавала признаков жизни. Из всей одежды на ней была только драная нижняя сорочка. Шани присел рядом на корточки и взглянул ведьме в лицо: совсем молоденькая и, если бы не рыжие кудри, красивая. Рыжих он люто ненавидел, и ведьма с таким цветом волос вряд ли могла бы рассчитывать на снисхождение.

В этом смысле Шани не был одинок. В Аальхарне издавна считалось, что Змеедушец, вечный противник и соперник Заступника, был рыжим — и таким цветом волос обладают его дети на Земле. Среди ведьм, конечно, встречались и блондинки, и шатенки, но рыжеволосых было подавляющее большинство. Протянув руку, Шани брезгливо прижал пальцы к шее девушки — ага, пульс еще прощупывается — и приказал:

— Родичей — вон. Пусть дожидаются официального вызова в суд. А сюда — лекарника, иначе она у нас до дыбы не дотянет.

Медицина Аальхарна, тем более, для колдунов и еретиков, была скорее карательной, чем действительно способствующей выздоровлению. Впрочем, пока Шани пил традиционную чашку кевеи и отогревался после мокрой метели на улице, инквизиционный лекарник сумел быстро обработать ссадины девушки и привести ее в сознание. Коваш умело закрепил ведьму на горизонтальном станке — она уже поняла, куда попала, и ее симпатичное личико превратилось в застывшую маску ужаса. Отставив чашку, Шани подошел к станку и ласково спросил:

— Как тебя зовут, девица?

— Дина…, - прошептала девушка. В огромных черных зрачках отражался свет факелов вперемешку с животной паникой. — Дина Картуш.

— Картуш, Картуш…, - припомнил Шани, пролистывая кое-как составленный протокол задержания. По нему выходило, что почтенная Маня вчера назвала рыжую проклятой тварью, а сегодня уже отправилась в добрые руки Заступника на небеса. По мнению родни, малефиций был налицо. — Это не тот ли Картуш, который архивариус собора Святой Троицы?

— Да, это мой отец, — пролепетала ведьма. Шани усмехнулся: вот тебе и две равно уважаемых семьи. А Дрегиль жалуется, что ему сюжеты неоткуда брать. Надо устроить его писарем в инквизиционную канцелярию: он тогда и правда станет первым столичным трагиком. Конечно, если у него останется время на творчество.

— Я его знаю, очень достойный человек, — похвалил Шани и сделал знак Ковашу. Тот прекратил копаться в своем ящике и извлек из него зубастые клещи. Для пущего антуража, подумал Шани, они должны быть ржавыми и с застывшими потеками крови, но палач содержал инструменты в образцовом порядке и никогда бы не допустил ничего подобного. Дина покосилась в сторону Коваша и сдавленно вскрикнула.

— Я не собираюсь тебя истязать, — заверил Шани и с определенным цинизмом добавил: — больше необходимого. Говори правду, и я обещаю снисхождение к твоей бедной душе. Итак. Что вчера произошло между тобой и почтенной Маней?

Коваш слегка сжал клещами плечо девушки, и та закричала так, словно ее кромсали тупой пилой. Шани посмотрел, не сильно ли надавил палач: не сильно, даже кровь не выступила. Коваш с виду был страшнее, чем на деле.

— Повторяю. Что произошло между тобой и старухой?

— Больно…, - простонала Дина, и по ее щекам полились слезы. — Не надо, пожалуйста… Я все расскажу, только не мучьте.

Шани кивнул, и Коваш убрал клещи. На плече стремительно наливались синяки; ведьма всхлипывала.

— Слабые ведьмы пошли, — пробасил Коваш. — Не то, что в старые времена, помните? Я, бывало, дыбу на третью степень закручиваю, а она знай себе песни поет, да плевать на всех хотела.

— Раньше были времена, а теперь мгновения, — задумчиво произнес Шани и будто невзначай похлопал ведьму по раненому плечу; та взвизгнула. — Слушаю тебя, девица.

Собственно говоря, он не узнал ничего нового. Да, вчера на лестнице в подъезде почтенная Маня обругала девушку последними словами, но Дина ничего не ответила, и Маня ушла к себе, а рыжая — к себе: почтенная лекарица при всякой встрече полоскала Дину на все лады, так что подобное обращение девице давным-давно было не в новинку. Утром Маня умерла, потом собралась родня и быстро нашла виновную. Отец пробовал заступиться, но куда ему одному против пяти Маниных сыновей. И вот Дина здесь, но в этом нет ее вины, потому что она никогда и никому не делала ничего плохого. Шани слушал, и что-то мешало ему сделать окончательный вывод о виновности рыжей. Более того — он отчего-то не мог продолжать допрос. Ведьму следовало изучить на предмет виргинального состояния, побеседовать о связях с Погубителем рода человеческого — однако Шани смотрел на перепуганную измученную девчонку и понимал, что не сделает ничего предписанного протоколом.

Я словно опять стою на табуретке с петлей на шее, подумал он вдруг, а сиденье вырывается из-под ног, и я падаю.

Не самое приятное ощущение.

— Понятно, — сказал наконец Шани, закрывая папку с протоколом. Будем считать, что Заступник завещал быть милостивым к ближнему, и сегодня юная ведьма легко отделалась, — Коваш, снимайте ее и тащите в камеру. Тело старухи уже доставили на вскрытие?

Коваш утвердительно качнул головой и принялся снимать ведьму со станка. Та безучастно смотрела в сторону, и Шани словно прочел ее скомканные усталые мысли: это все потому, что я рыжая. Никогда мне не везло.