Только оказавшись во дворце, Мари ощутила, насколько устала и продрогла. Стянув насквозь промокший плащ, она стала подниматься по боковой лестнице на третий этаж. Освещения в коридорах дворца не было, но путь к Красному кабинету она бы нашла и на ощупь. А если бы кто-то бодрствовал в этот час, то почувствовал бы только дуновение воздуха на лице, не увидев самой девушки.

Густо-красная полоса света выбивалась в коридор из-за двери кабинета. Мари сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь справиться с сердцебиением, а затем вошла внутрь — словно нырнула с головой в прорубь.

— Я не ждал тебя так быстро, — судя по всему, Шани, сидевший в излюбленном углу с книгой, спать сегодня не ложился. — Садись.

Мари послушно опустилась в кресло напротив, пятная дорогой шелк и золотые нити обивки своими видавшими виды штанами. Некоторое время они с императором рассматривали друг друга, и Мари заметила, что за несколько недель, которые прошли с момента их последней встречи, ее хозяин очень резко похудел и как-то сдал, что ли. Черты осунувшегося лица стали строже и резче, под глазами и на щеках залегли глубокие тени, а постоянный энергичный огонек, придававший взгляду силу и обаяние, погас, оставив лишь тьму и усталость.

— Не рассматривай меня так, я смущаюсь, — усмехнулся, наконец, император. — С тобой все в порядке, ты здорова?

Мари подумала, что, должно быть, и сама выглядит не очень.

— Да, — кивнула она и принялась рассматривать собственные руки. — Да, я здорова, спасибо.

— Рассказывай, что там Андрей.

Мари улыбнулась уголками губ.

— Почти все. Сейчас спит в «Луне и черпаке» в промзоне, завтра планирует идти на встречу с вами.

— Дойдет?

— Дойдет.

— Ну и хорошо, — кивнул Шани. — Пусть дойдет, и покончим с этим, — он взглянул Мари в глаза и спросил с искренней заботой: — У тебя действительно все в порядке?

Мари вдруг увидела себя со стороны, словно сознание разделилось, показав ей постороннюю девушку, которая скорчилась в кресле и плачет, обхватив себя руками за плечи.

— Я не знаю, — произнесла эта посторонняя девушка. — Я в самом деле не знаю.

Шани сочувствующе дотронулся до руки Мари, и дзёндари словно прорвало: не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями, она сползла с кресла на ковер и зарыдала взахлеб.

— Пожалуйста, — выговорила Мари. — Пожалуйста, позволь мне дать ему противоядие. Пускай он не бог, пускай он кто угодно, но я не хочу, чтобы он умер. Он слишком добрый, слишком хороший, чтобы умереть… Я дам ему лекарство, он успеет поправиться. Он вообще ничего не поймет…

Шани отложил книгу, лежавшую на коленях, и, оставив кресло, некоторое время стоял рядом с Мари, задумчиво и слепо гладя ее по влажным волосам, а затем, когда девушка почти успокоилась и перестала плакать, вдруг резко намотал ее косы на кулак и вздернул вверх. Мари была настолько поражена, что даже не вскрикнула, хотя ей было действительно больно.

— Если он будет жить, милая, то все рухнет к Змеедушцевой матери, — прошипел Шани ей на ухо. — Я не хочу новой гражданской войны и тем более не хочу умирать из-за какого-то еретика. Пусть он сдохнет, и те, кто ждет чудес, ничего не получат.

Он отшвырнул дзёндари на пол и повторил:

— Пусть он сдохнет. Его сюда никто не звал.

Некоторое время Мари лежала на ковре, ничего не слыша сквозь буханье крови в ушах, а потом подняла голову и посмотрела на Шани.

— Неужели тебе не жаль? — спросила она.

— Жаль, — вздохнул Шани и протянул ей руку. — Поднимайся.

Прикосновение к сухой и горячей ладони словно прострелило Мари легким разрядом электричества. Несколько томительно долгих минут дзёндари и император рассматривали друг друга, а потом Мари с горечью произнесла:

— Ты меня спас, но не сделал счастливой.

— Мне искренне жаль, — честно признался Шани. — Мне правда жаль, Марьям.

Он погладил ее по плечам и заметил:

— У тебя одежда мокрая. Переоденешься?

Забота в голосе была абсолютно искренней, словно Шани и в самом деле не хотел, чтобы дзёндари слегла с воспалением легких. Мари отрицательно качнула головой.

— Не стоит. Послушайте, может быть все-таки…

— Нет.

Мари кивнула. По большому счету, она и не ожидала иного ответа и надеялась, чтобы сегодня ее отпустили с миром и больше ничего не потребовали. Она сделала шаг назад и сказала практически без эмоций: