— Нет! Подождите! — воскликнула она.

— Мы ничего не можем тут поделать! — настойчиво повторил он. — Он пустил себе пулю прямо в сердце и мертв уже несколько часов.

— Но как он мог… как мог поступить так ужасно… так глупо?! — вырывая руку из его руки, воскликнула Вэла. — Подумайте только, что будет с этой Шарлоттой!.. Кто бы она ни была… каково ей будет узнать об этом!

— Возможно, она сама довела беднягу до самоубийства, — холодно сказал герцог.

Он снова взял Вэлу за руку, пытаясь увести с поляны, но девушка не послушалась.

— Он имел право поступать со своей жизнью как угодно, ведь это его жизнь. Но как он мог так поступить с ней?

— Что вы хотите этим сказать? — изумленно взглянул на нее герцог. Подобный взгляд на вещи никогда бы не пришел ему в голову.

Вэла снова взглянула на предсмертную записку на груди юноши.

— Он специально сделал это, чтобы наказать ее. Худшей кары трудно себе представить. Теперь всю оставшуюся жизнь люди будут показывать на нее пальцем и говорить, что она убила его! Это жестоко! Что бы она ни сделала, это жестоко! И тем более ужасно, если он любил ее! Разве может настоящая любовь быть такой недоброй?

— Все это нас не касается, — продолжал убеждать ее герцог. — Идемте же, Вэла, и перестаньте фантазировать. Ведь вы ничего не знаете об этих людях!

— Я знаю, что теперь ей придется жить с клеймом, о котором ей никогда не дадут забыть, — печально отвечала девушка.

Герцог ничего на это не ответил, и она продолжала, укоризненно глядя на него:

— Я немного знаю, что это такое… жить с клеймом… чувствовать, что тебя все избегают… тобой пренебрегают только потому, что не одобряют поведения твоей мачехи. Но ведь это была всего лишь мачеха, не я сама! А каково будет этой девушке! Ее жизнь превратится в ад! А ведь вполне возможно, что она сама ни в чем не виновата!

Герцог сдался.

— Ну хорошо, — сказал он. — Пусть это не совсем этично, но если это успокоит вас…

Он выпустил руку Вэлы и, подойдя к телу, нагнулся, чтобы поднять записку, все еще лежащую на груди самоубийцы, а также подобрал письма, разбросанные вокруг тела юноши. Затем герцог вернулся к девушке, и в тoт миг, когда он подошел к ней, Вэла в порыве благодарности взяла его за руку.

— Спасибо… Я чувствую, что это правильно… Мы не делаем ничего дурного, просто спасаем эту девушку от жестокого приговора света.

— Чем скорее мы уедем отсюда, тем лучше, — мрачно буркнул герцог. — Я вовсе не желаю отвечать за смерть этого молодого человека. Ведь теперь, когда нет доказательств, что он покончил с собой, будут думать, что его застрелили.

Он взглянул на письма, что держал в руках, и обнаружил, что они адресованы достопочтенному Джорджу Хьюджесу.

Думая о том, кто же такие эти Хьюджесы и не встречал ли он кого-нибудь из них, герцог рассеяно вертел в руках письма, как вдруг заметил среди них официальный документ — лицензию на брак.

Развернув бумагу, герцог прочитал, что документ выдан Джорджу Хьюджесу, сыну лорда Бентфорда, и что ему разрешено жениться на Шарлотте Мэйхем, девице из Уэнтбери.

Герцог предположил, что Шарлотта Мэйхем отказалась, возможно, в последний момент выходить замуж за юного Хьюджеса без родительского благословения и что он в порыве отчаяния выстрелил в себя.

Или, возможно, она нашла какого-нибудь более выгодного жениха и объяснила своему бывшему возлюбленному, почему не желает выходить за него замуж, в одном из писем, которые герцог держал сейчас в руках.

Герцог считал, что для них было бы большой ошибкой тратить свои душевные силы на эту трагедию, поэтому он поспешно сунул письма в карман своего редингота и сказал себе, что все это следует как можно быстрее вычеркнуть из памяти.

«У бедной девушки и без того хватает проблем, — думал он, — чтобы расстраиваться из-за неизвестных ей молодых людей».

Но он видел, как бледна и подавлена Вэла, и прекрасно понимал, что это мрачное происшествие не могло не оставить тяжелый след во впечатлительной юной душе его подопечной.

Несомненно, думал он, девушка не много видела смертей в жизни, разве что своего отца и матери. Но благопристойная смерть в родном доме в окружении близких, при свечах и отходной молитве — это совсем не то, чему она сейчас оказалась свидетельницей. И вид тела этого молодого человека, залитого кровью, не мог не потрясти ее.

Невольно на память пришли пророческие слова Трэвиса о том, что их еще могут ждать опасности и кровавые приключения.

«Кажется, это дело все более превращается в какой-то кошмар», — мрачно подумал герцог и с еще большей решимостью пообещал себе избегать любых встреч и как можно дальше объехать тот город, что появился сейчас на севере.