Отшумят, отгремят революции. Спадет с глаз хмельная пелена, навеянная лживыми лозунгами пришедшей к власти группой авантюристов и преступников. И очнутся люди. И стеная и раздирая в кровь свои лица, будут оплакивать своих сестер и братьев ими же загубленных в час безумия.
В час безумия
Затаив дыхание шел Юрасик рядом с Оленькой, стрепетом
прислушиваясь к легкому шороху ее мягких сапожек по булыжнику
которым была выложена мостовая.
Сегодня у него самый счастливый день. Вернее вечер.
Именно сегодня Оленька впервые позволила ему взять ее под руку
и сердце Юрасика сначала замерло в сладостном томлении,
а затем заколотилось вдруг в бешеном ритме, словно желая
выскочить из груди. Идя рядом с девушкой, он старательно тянул носок, стараясь изо всех
сил походить настоящего офицера кои во множестве прогуливались, до недавнего времени,
со своими дамами по блистающими огнями улицам Петрограда,.
Он даже забыл, что на нем не щегольская форма юнкера артиллерийского училища
с погонами и фуражка, которой он очень гордился, а черная, презираемая всеми военными.
студенческая шинель и такая же фуражка блинчиком.
Как и любой молодой человек, выросший в семье военного, с детства приученный
к строгому порядку и дисциплине, воспитанный на воинских уставах и чувстве долга
служения отечеству, Юрасик с глубоким презрением относился вечно гудящей недовольно
студенческой толпе, выплеснувшейся на улицы из распахнутых настежь дверей
университетов и училищ охваченного пожарищем революции Петрограда
Но в этот вечер ему было не до гудящих студенческих толп.
Рядом с ним, слегка касаясь его плеча, шла Оленька. Она же Ольга Терская..
Постоянная участница его детских игр и забав.
Познакомились они в незапамятные времена в одном из
дачных поселков под Одессой, где любили отдыхать их родители предпочитавшие
шумным ресторанным застольям, коими славилась в то время Россия,
сонный, тихий покой дачного существования.
Уж не тогда ли и зародилась в его душе первая, робкая привязанность к кареглазой
девочке; переросшая затем в огромное, заполнившее все его существо чувство,
воспетое поэтами всего мира.
Он, ликуя, бежал к ней навстречу, когда она, в сопровождений своих родителей
появлялась во дворе их дачи. А Оленька, заметив его, неизменно напускала гордый,
независимый вид и лишь величественно кивала своей, украшенной большими бантами
головкой, отвечая на его приветствие.
Правда, высокомерие и гордость покидали ее сразу, как только взрослые оставляли детей
одних. Оленька тут же превращалась в быстроглазую, отчаянную девчонку, в компании
с которой можно было обследовать самые таинственные уголки старого, вплотную
примыкающего к дачному поселку, парка, собирать цветные, окатанные волнами,
камушки и ракушки на уходящей далеко в море косе.
Мечтать о дальних, полных опасности походах, быстроходных кораблях под белыми
парусами, уходящих в необозримую даль мирового океана, и еще много, много о чем
другом из того, чем можно заняться в компании с надежным и верным другом.
А, может, любовь пришла позже.?
Когда они, после нескольких лет разлуки, встретились вновь в доме у Терских и,
стоя в прихожей, перекидывались ничего не значащими фразами и очень мило
краснели от охватившего их смущения, не решаясь взглянуть в глаза друг друга.
Или тогда он, будучи приглашенным на торжественный вечер празднования
Рождества Христова, забившись в угол, наблюдал, как легко и свободно вальсирует
Оленька с бравым, усатым поручиком.
Кажется, тогда он, томимый жесточайшей ревностью, решил вызвать бравого поручика
на дуэль и непременно убить его. Или лучше оказаться раненым, конечно смертельно, самому.... И чтобы Оленька обязательно склонилась над ним, умирающим от