Я уже собирался уходить, но Кармен взяла меня за руку.

— Сеньор, вы любили Хорхе, верно?

— Да, сеньора, очень любил.

— Тогда я подарю вам фотографию, правда, довольно старую.

На портрете, который она мне дала, Хорхе был молодым, таким я знал его, когда он сражался с быками рядом с Луисом, еще не отмеченный ни поражением, ни жизненными невзгодами. Я положил фотографию в карман и покинул этот дом и его хозяйку, которой теперь остались лишь грезы о прошлом.

Отойдя достаточно далеко от дома, я вынул из кармана фотографию и снова посмотрел на лицо Хорхе. Я уже знал, что этот пристальный взгляд будет преследовать меня до тех пор, пока я не выясню, кто убил бандерильеро. Он, Марвин и я знали, что это не бык.

Все еще под впечатлением пережитого волнения я отправился в страховую компанию. Мне повезло — дон Фелипе оказался на месте. При виде меня он разыграл удивление.

— Дон Эстебан? Позвольте мне выразить некоторое изумление… Не вы ли утверждали, будто мой вид внушает вам отвращение?

— Я только что был у вдовы Гарсии…

— И что же?

— Надо выплатить ей деньги как можно скорее.

— Вам легко говорить!

— Хотите, я попрошу у дона Амадео поручительство на эту сумму до конца вашего расследования? Я уверен, он согласится. Тем более что я готов отказаться от своего процента прибыли.

Марвин немного подумал.

— Мы заплатим вдове Гарсии завтра же, — проговорил он.

Я протянул детективу руку.

— Благодарю, дон Фелипе… Я этого не забуду.

— Я тоже, дон Эстебан… Простите, если я снова вас рассержу, но я предпочту пока не пожимать вашу руку.

И опять волна гнева обожгла мне щеки.

— Это почему же, скажите на милость?

— Потому что я бы не хотел обмениваться рукопожатием с человеком, которого, возможно, мне придется отправить в тюрьму.

Наступила столь полная, глубокая тишина, что было слышно, как закрылась дверь по меньшей мере двумя этажами выше. Я с трудом сдерживал бешеное желание вцепиться ему в горло.

— Я пытаюсь следовать за… за ходом ваших мыслей, но это трудно… очень трудно! — наконец заметил я хриплым от волнения голосом. — Я очень долго размышлял над нашим разговором в Сантандере… и думаю, что вы правы. Кто–то убил Хорхе. Почему? Даже не могу себе представить… Возможно, если бы удалось выяснить, кто платил за статьи против нас…

Марвин, не перебивая, лишь покачал головой, и я продолжал:

— Знай вы, что такое куадрилья, дон Фелипе, ни за что не заподозрили бы меня… Мы с Хорхе много лет работали вместе…

— Порой люди убивают друг друга, прожив рядом много лет.

— Возможно, но вы не представляете самого образа мышления людей, работающих в одной куадрилье. Там каждый зависит от товарища… Вы видите корриду со стороны. А чтобы почувствовать, надо самому выйти на арену.

— Несомненно, дон Эстебан, не стану спорить. Но, как я уже говорил вам, я много лет проработал в уголовной полиции и там узнал, что от человека можно ожидать чего угодно. Понимаете, чего угодно! Брат убивает брата, друг предаем друга, сын расправляется с матерью, дочь приканчивает отца… Когда в деле замешаны человеческие страсти, не существует более ни законов, ни правил — ничего!

— В таком случае, я счастлив, что никогда не работал в уголовной полиции!

— А разве я говорил, что мне это доставляло большую радость?

Дьявол, а не человек! Он убивал меня шаг за шагом, но все же я не мог не чувствовать уважения и даже доверия к нему.

— Я не привык сталкиваться с мрачной изнанкой жизни, дон Фелипе, и могу лишь завидовать вашему хладнокровию, но я очень бы хотел вам помочь схватить за шиворот убийцу Хорхе Гарсии. А потому буду делать все, что вы сочтете нужным мне поручить.

— Вы кажетесь искренним, дон Эстебан, однако я так часто обманывался, принимая за честного человека первостатейного подлеца, что уже не верю внешним проявлениям.

— Значит, вы не хотите, чтобы я доказал вам свою невиновность?

— Я разберусь сам, а вас попрошу об одном: постарайтесь облегчить мне задачу.

— Каким образом?

— Да просто дать мне возможность как можно чаще и естественнее общаться с вашей куадрильей. Мне непременно нужно обнаружить источник зла.

Прощаясь, мы не подали друг другу руки.

В Альсире меня встретил отдохнувший, расслабившийся Луис.

— Мне не терпелось тебя увидеть, — сразу же заявил он. — Надо вместе поработать с плащом. Я заметил, что у меня есть кое–какие пробелы, а тут, в Валенсии, у себя дома, я не хочу сделать ни малейшей ошибки.

Я, как мог, успокоил друга, заявив, что его ждет грандиозный успех и что сам я в этом ни секунды не сомневаюсь. Поднимаясь к себе в комнату, я столкнулся на лестнице с Консепсьон. Мы молча кивнули друг другу. В отсутствие Луиса ломать комедию не стоило. И эта встреча далеко не согрела мое сердце. Смерть Хорхе Гарсии, оскорбительные подозрения Марвина, посещение Кармен и наконец глубокая, неизбывная враждебность той, кого я не переставал любить, несмотря на всю ее несправедливость, — все это обрушилось на меня непосильной тяжестью. Устав больше, чем если бы сам выходил на арену, я уже начинал всерьез завидовать судьбе Хорхе.