Попаданец на гражданской. Гексалогия

Заброшенный "попаданец" в 1918 год прямиком на Гражданскую войну. Как быть и что делать если ты знаешь историю. Еще раз пройти все круги этого ада, чтобы сгинуть в Великом Сибирском Ледяном походе или быть расстрелянным в подвалах ЧК? Бежать за границу, спасая собственную шкуру и бросив Родину на произвол судьбы?

Хорошо «попаданцам», заброшенным из нашего времени на Великую Отечественную, — там сразу ясно, кто друг, а кто враг. Но что, если тебя угораздило попасть в самое пекло братоубийственной Гражданской войны?

Декабрь 1919 года, Сибирь. Верховный Правитель адмирал Колчак стал заложником грязных политических игр интервентов и «либералов». Судьба белой России висит на волоске — с запада наступает Красная Армия, в тылу разгораются эсэровские мятежи, а взбунтовавшиеся «белочехи» захватили 20 тысяч вагонов с русским добром, окончательно дезорганизовав железнодорожный транспорт, сорвав эвакуацию и обрекая на смерть десятки тысяч беженцев, а вдобавок еще и наложили лапу на золотой запас погибшей Империи…

Оказавшись в теле колчаковского офицера, наш современник, ветеран Афгана и Чечни, должен переписать историю, остановить иуд, отбить золото Адмирала и спасти Колчака!

— Эх, Костя, Костя… Гляжу я на тебя и понимаю, что честно служить такому государству нельзя!

Сидевшему на колченогой табуретке мужчине на вид было лет тридцать пять. Застиранный и протертый на локтях свитер, вытянутые на коленках треники и стоптанные шлепанцы вкупе с недельной щетиной и качественный выхлоп от затянувшегося празднования — Сергей в последнее время стал его откровенно раздражать. Особенно выводило из себя постоянное нытье и жалобы на всех и вся. Не хватало еще, чтобы он начал его жалеть!

— Так я не государству служил, Серега, а нашему народу! Народу, понимаешь, пусть и звучит это с пафосом!

— Ай! — его собеседник зевнул. — Ты кому рассказываешь? Народу он служил?! Твоему народу чего сейчас нужно? Пожрать послаще, — он похлопал себя по животу, — и…

Характерного щелчка по шее Константин не увидел. Поспешно отвернулся к окну и уставился невидящим взором в мутное стекло.

Против правды, как говорится, не попрешь: выжали как лимон и выбросили. Раньше, когда еще не угасла лютая ненависть к правительству — шайке демагогов, к генералам в сытых и теплых штабах, к бизнесменам, читай — бандитам, которые, как клопы, высасывали все соки из и так обескровленной страны — короче, ко всем, ко всему миру, который отвернулся от него… Так вот, раньше ему было проще, потому что он знал, твердо знал, кто виноват в том, что с ним случилось.

А как иначе? Кто развязал эту ненужную войну? Кто послал его в Чечню? Кто отмывал бешеные деньги на крови русских солдат? Кто их бросил там подыхать? И кто, в итоге, вышвырнул его из армии без копейки и на костылях?

Сначала было больно, страшно больно. Причем боль терзала не столько изувеченное и обожженное тело, сколько душу. И эту боль ничем нельзя было успокоить. Короткое забытье наступало лишь только тогда, когда он отключался после очередной бутылки водки. Запои становились все чаще и сильнее, доза все увеличивалась, а моменты блаженного беспамятства наступали все реже и реже.

А потом… Потом пришлось продать большую трехкомнатную квартиру, оставшуюся от родителей жены, чтобы рассчитаться с долгами, и перебраться в маленькую двушку матери на окраине. Ушла и жена с сыном, отвернулись, забыли все те, кто раньше приходил в их большой и радостный дом. Он остался наедине с собой и своей болью.

— Иваныч!.. — Сергей потихоньку позвал его. — Костя! Ну ни фига себе… Ты обиделся?

— Я тебе девка, что ли, чтобы обижаться! — Константин хмуро повернулся. — Да ладно, проехали!

— Я зачем заходил-то, — Сергей почесал колючий подбородок. — Ленка тут к Новому году мне продуктов подбросила, коробку окорочков, тушенки, там еще консервов разных…

— То-то я вижу, ты уже третий день не просыхаешь!

— Ну, а тебе-то что? Ты ж в завязке уже… — Сергей начал загибать пальцы. — Пятый месяц?