Глаза Мэригей вдруг открылись, я понял, что она уже давно проснулась и давала мне возможность прийти в себя.

— Привет, поломанная ты кукла,— сказала Мэригей.

— Как... как ты себя чувствуешь? — Какой умный вопрос!

Она приложила пальцы к губам и шевельнула ими, словно целовала,— знакомый жест.

— Ничего не соображаю. Хорошо, что мы уже больше не воюем.— Она улыбнулась.— Они тебе уже сказали? Мы направляемся на Небеса.

— Нет, но я так и думал... или Земля, или Небеса.

— Лучше на Небеса.— (Хм, еще бы!) — Скорее бы мы уже добрались.

— А долго еще? — спросил я.— Долго нам еще идти? Она перевернулась и посмотрела на потолок.

— Кто его знает? Ты ни с кем не говорил?

— Я только что проснулся.

— Они нам раньше не потрудились сообщить. Дан новый приказ. Крейсер получил назначение. Из четырех заданий. Нам придется выполнить все четыре по очереди. И только если потери сделают выполнение задания невозможным, будет признано практичным вернуться.

— В каком же это размере?

— Мне самой интересно. Мы уже наверняка потеряли добрую треть состава. Но тем не менее направляемся к Альфе-семь. Мусорный рейд.

Это был новый разговорный термин, означавший акцию с целью захвата техники тельциан и живого пленного, если будет возможно.

В дверь стукнули, и в камеру вплыл доктор Фостер. Он всплеснул руками:

— Как, вы все еще в отдельных кроватях? Мэригей, я думал, ты уже полностью поправилась.— Док отличался поразительной терпимостью к страдающим гетеросексуальностью. Он осмотрел культю Мэригей, потом мою. Он вставил нам в рот по термометру, и теперь мы уже не могли разговаривать. Когда он заговорил, голос у него был серьезный,

— Я не намерен приукрашивать действительность. Вас и так уже пропитали «веселой микстурой» под завязку, и по-настоящему значения своей потери вы сейчас не осознаёте. Но пока я этого делать не буду — до прибытия на Небеса. У нас еще двадцать один пациент с ампутацией, и нам не справиться с вами, если вас накроет психоз. Поэтому радуйтесь миру в душе, пока есть возможность. А вы — в особенности, если хотите оставаться потом вместе. Протезы, что вы получите на Небесах,— очень хорошие протезы, но только всякий раз, когда ты случайно взглянешь на его механическую ногу, а ты — на ее механическую руку, вы оба подумаете, что второму повезло больше, и вам не избавиться от памяти, боли и чувства потери... Через неделю, может статься, вы уже и слова друг другу не скажете хорошего. Может, так до конца жизни и промучаетесь, грызя друг друга. Или вам удастся пройти сквозь это, и вы будете поддерживать друг друга. Только не лгите сами себе, если ничего не выйдет.

Он проверил показания термометров, сделал пометку в блокноте.

— Имейте в виду, доктор знает, что говорит. Даже если он и несколько странный, по вашим старомодным представлениям.

Он вытащил термометр у меня изо рта и легонько шлепнул по плечу. То же самое и с Мэригей. Полная непредвзятость. Выходя, он обернулся:

— Погружение в коллапсар через шесть часов. Медсестра доставит вас в емкость.

Мы были помещены в противоперегрузочные емкости, гораздо более удобные, чем старые оболочки, и ухнули в коллапсар Тет-2, уже начав бешеный антиракетный маневр на ускорении в пятьдесят g,— это даст нам шанс против вражеского крейсера, когда мы вынырнем через микросекунду из недр Альфы-7.

Как того и следовало ожидать, кампанию «Альфа-7» мы проиграли. И нам пришлось отправиться восвояси, потеряв в двух кампаниях пятьдесят четыре человека убитыми, имея на борту тридцать девять калек и только двенадцать человек, еще способных воевать. К чему они особенно не стремились.

До Небес мы добрались за три прыжка. Корабли никогда не шли туда прямым маршрутом, даже если задержка могла стоить жизни раненым. Небеса, как и Земля, тщательно оберегались, нельзя было позволить противнику узнать их координаты.

Небеса оказались красивой, земного (но не испорченного цивилизацией) типа планетой. Таким миром могла бы стать Земля, если бы люди относились к ней с любовью вместо варварской жажды брать и брать. Девственные леса, золотые пляжи, пустыни, где не ступала нога человека. Несколько десятков городов или полностью растворились в природе (имелся даже целиком подземный город), или представляли собой доказательства человеческой изобретательности: Атлантис, построенный на коралловом рифе, на глубине нескольких десятков футов, и накрытый прозрачным куполом; Борей, угнездившийся на горной вершине за полярным кругом; и сказочный Скай, громадный город-курорт, перелетавший с континента на континент с попутными ветрами...

Посадку мы совершили, как все здесь делают, в джунглях, в городе, названном Преддверье. Самый большой город на планете, он на три четверти был гигантским госпиталем. Но, подлетая к нему, при спуске с орбиты этого сказать было нельзя. Единственный знак цивилизации — короткая посадочная полоса — белела крошечной заплаткой, стиснутая джунглями с одной стороны и беспредельным океаном — с другой.

Только проникнув под вечнозеленое прикрытие листвы, можно было обнаружить сам город — низкие строения из местного камня, соединяемые каменными дорожками. К океану вел бульвар. Солнечный свет пятнами ложился на дорожки, просачиваясь сквозь листву, и воздух пах океанской солью и лесом.