Самого Восточного фронта как такового к 11 ноября уже не существовало. Советское стратегическое наступление разрубило его на маленькие обрывки, быстро превращенные в каплевидной формы «мешки», вытянутые по направлению отхода войск, а эту редкую цепочку фронтом назвать уже было нельзя. Примерно так происходило в сорок первом, когда большая часть советского фронта просто перестала существовать, и новый Западный фронт командованию РККА пришлось выстраивать в бывшем тылу из частей, которые не попали под прямой удар. Теперь немцам и их новым союзникам, пользуясь советским опытом, предстояло сделать то же самое, причем с наименьшими потерями времени и территории.

– «Ratsch-boom» [86] , – буркнул в темноте немецкий офицер в звании, соответствующем армейскому майору, которого сопровождал британец, являющийся наблюдателем при дивизии СС, выдвигающейся к Ольденбургу.

– Что? – удивился британец, хорошо знавший немецкий.

– «Ратш-бум», – повторил немец, не слишком вежливо ткнув рукой в направлении вспышек на горизонте.

– Я не понимаю.

– В первый раз слышите это?

– Что – это?

Британский майор искренне пытался понять, что имеет в виду немец, показавший на опоясанный белыми вспышками темный горизонт, по направлению к которому двигалась их колонна, но в какофонии вздохов и шелеста рвущихся вдалеке снарядов так ничего особенного и не разбирал.

– Привыкайте, герр майор, – опять буркнул немец. – Я-то надеялся, что долго теперь не услышу эту суку.

Он коротко и тихо выругался, употребив пару новых для чистокровного «байта» [87] оборотов.

– Слышите? Такой то-онкий звук? «Рат-т-тш!» И тут же – «Бум!». Русская противотанковая пушка. Мы должны быть уже близко.

– Что, их превосходительство генерал-майор собирается атаковать ночью?

Англичанин намеренно употребил армейское звание вместо «бригаденфюрера» – мелкая деталь, показывающая, кто здесь хозяин.

– Приказ был вступить в контакт, установить противостоящие силы, утром контратаковать… Было бы лучше, герр майор, если бы вы в штаб дивизии отправились. А то не ровен час…

– Я потому и нахожусь здесь, а не в штабе дивизии, потому что там ваш «Ратш-бум» не слышен.

– Будьте спокойны, – немец хмыкнул. – Когда русские начинают свой «Бум», слышно их бывает очень хорошо.

– Вы уже были на русском фронте, майор?

Немец вместо ответа отвернул косой воротник плаща и посветил лучом маленького ручного фонарика на красно-белую ленточку. «Мороженое мясо», русская зимняя компания.

– Полтора года, – сказал он после некоторого молчания. – Потом, слава Богу, отправили к вам на отдых.

– Неужели общение с нами вам показалось отдыхом?

– Ну почему же… У нас были свои трудности. Налеты, обстрелы… Когда вы переправились, рай кончился. Но с Россией это не сравнить.

– Вы так встревожены русским наступлением. Не верите, что русские остановятся?

– Простите меня, герр майор, но – нет, не верю. Они, конечно, остановятся. Но это будет не здесь, и даже не в Голландии. В Бельгии – может быть. Во Франции – почти наверняка. Но не здесь.

– Ну, ваша дивизия и не имеет такой неблагодарной задачи, как нанесение поражения всей русской армии. Вы стоите на острие копья. За нами катятся дивизии и армии. Постепенно давление станет для русских непреодолимым, и они вынуждены будут остановиться.

– Да, я примерно так и предполагаю, – согласился немецкий офицер. – Количество ваших «шерманов» может впечатлить. От нашей танковой дивизии осталось полбатальона. Так что на помощь доблестных союзников мы рассчитываем как на единственное средство как-то их удержать. Если бы нашим правительствам удалось договориться до июня, то мы бы остановили их и в одиночку. Разбить – вряд ли, а остановить бы остановили. Но, как я с вами согласился, герр майор, эти месяцы не были раем. Мы почти не получали пополнений, а потери были огромными. Вы воюете как богатые люди.

– Я думал, это относится только к американцам.

– Нет, и к вам тоже. Хотя теперь и большевики, я слышал, тоже так воюют. Сначала артобстрел, потом авианалет, потом танки от горизонта до горизонта, и только потом пехота.

– Вам приходилось видеть русского комиссара?

– Конечно, – немец равнодушно махнул рукой. – В первые годы было много пленных. Их строили и говорили: «Евреи и комиссары – выйти из строя». И всегда несколько человек выходило.