– Да-а-а… Меня, признаться, тоже. Кто как думает, он порожний идет или груженый?

– Шел на запад, значит порожний.

– Тогда еще ничего. Я имею в виду, тогда попроще цель получается, не такой торт со свечками.

– Чем он по нам стрелял, этот торт?

– Семьдесят шесть мэ-мэ, я полагаю. Пять миль – и недолетом…

– Сигналит…

– А?

– Сигналит, говорю. Как в прошлый раз. Как будто год назад это было.

– Что сигналит?

– Как обычно. «Назовите себя». Далось им это…

– У этого, во всяком случае, капитан не мандражирует. Рацией пользоваться не стесняется. Сколько, интересно, боеприпасов пойдет, чтобы такое великолепие утопить?

– До хрена.

– А топить сам себя он не будет. А если будет, то займет это часов шесть.

– А к этому времени здесь будет не протолкнуться, согласен. Что там «Союз»?

– Подходит. Прожектора включил. Нет, выключил.

Линкор, видимо, просто привлек к себе внимание, разразившись длинной серией вспышек сигнального прожектора. В ответ снова тонко хлопнуло несколько пушек, разрывов даже не было видно.

– Пора кончать эту комедию…

Все закивали, ситуация действительно затягивалась.

– Мать моя женщина… Мужики… – прильнувший к оптике офицер, не разгибаясь, поводил плечами влево-вправо. – Клянусь мамой, там черно от народу.

– Дай!

Москаленко отодвинул кавторанга от стекол, сам припал прищуренным глазом к командирскому визиру, синхронизованному с ночным. Да, действительно, в свете снова включенного Ивановым освещения копошение на огромных палубах лайнера было ясно различимым. «Гос-споди. Сколько же там тысяч человек? – подумал он – Дивизия, полдивизии?»

– Почему же он тогда на запад шел?

Каперанг удивленно посмотрел на спросившего. Похоже, последнюю фразу он произнес вслух. Сбоку шарахнуло, все повернулись вправо и успели увидеть угасающий в темноте сноп огня.

– Соблазнившись удачной наводкой… – понимающе кивнул ком-БЧ-2. – Давно пора.

Линкор дал одиночный выстрел под нос лайнеру, и тот сразу же начал сбавлять ход. «Кронштадт» включил и свои прожектора, добавив света на сцепе. Да, здорово похоже на «Амстердам». И на палубах полно народа, суетятся у многочисленных шлюпок.

– Не представляю, что сейчас будет. Что делать, главное, непонятно… Как мне повезло, что Гордей Иваныч решать будет… Вот пусть и решает… Сколько же здесь тысяч…

– Я думал, мы все от радости сбесимся. Никто и не мечтал ведь…

– Топить надо. Топить в темпе и сматываться. Через три часа здесь каждая собака с округи соберется.

– Может, госпитальное судно? Потому и шло из Европы, с ранеными.

– Цвет. Маркировка. Освещение ночью. Пушки какие-никакие. Куда там к черту госпитальное!

– На наших тоже красных крестов нет…

– Потому нет, что немцы в них целили, не стесняясь! А тут на хрен, джентльменство, война с реверансами! Передать на линкор: «Прошу разрешения открыть огонь». Точка. Все.

«Советский Союз» вместо ответа открыл беглый огонь противоминным и универсальным калибрами. Сигнальный прожектор на фоне огня и дыма не читался, теплограмма тоже не проходила, по понятным причинам, но кто-то на линкоре догадался и через минуту передал маломощной внутриэскадренной радиостанцией запрещение – справятся, дескать, сами. Борт лайнера, похожего издали на светящийся серебром в отраженном прожекторном свете спичечный коробок, вспыхивал и рассыпался искрами, иногда закрываясь топкими водяными столбами близких недолетов. Шестидюймовки линкора выдавали сорок пять снарядов в минуту на борт.

– Убийство… – шепнул сзади молодой голос. – Ну это же убийство, ну так же нельзя, ну пусть же шлюпки спустят, а?

Командир обернулся в ярости, перекошенный.

– Убийство? – голос Ивана Москаленко был похож на шипение. – Ты говоришь «убийство», недоделок? Когда в Таллинском переходе «Верошпо» пикировщики расстреляли, по красным крестам целясь, – это было убийство. Когда финские гидро на воду садились и плавающих людей из пулеметов расстреливали на выбор – это тоже было убийство. Когда наши десанты полосовали на пляжах Крыма, в прибое – это убийство. Где ты был, щенок? Мы санитары моря, на хрен! Не нравится – прыгай за борт. И радуйся, что не нам приказ дали, а сами топят. Убийство было бы по шлюпкам стрелять. И пришлось бы. И, может, придется еще…

– Я вот что напомню всем присутствующим… – Чурило, полностью сохранивший самообладание, был угрюм, хотя и не более, чем обычно. – Бой в море Бисмарка [108] . Читали материалы?

– Так точно… – голос у виновника ярости командира был совсем тих.

– Доложите.

Старший лейтенант с нечастой среди младших офицеров ленточкой ордена Нахимова на груди нерешительно повернулся к командиру.

– Глухой? – мрачно поинтересовался тот.