Шрифт:
Стать выше самого себя… Но в том-то ведь и дело, что быть самим собою я не перестану! Я могу теперь войти в мир бесов, но таким же, как они, быть не смогу и силой их распорядиться не сумею… И потому желание — естественное — разом уничтожить подлую власть нечисти, царящей на земле, спасти мой мир — навряд ли выполнимо. Вряд ли я способен придавить, как вошь в немытых волосах, всех этих тварей отравляющих нам жизнь. Необходим окольный путь — и для него потребуются силы, коими, быть может, человек не наделен… Но как мне поступить, с чего начать?
О том, что я могу навек остаться в мире бесов, где меня уже не будут тяготить проклятые вопросы, я, признаться, в эти смутные минуты просто позабыл…
Что-то зашевелилось в кустах и с громким всплеском прыгнуло в воду. Какая-то тварь быстро плыла по течению. Хищная тупая морда. Блестящая в свете луны гладкая шерсть и сильный кожистый хвост… водяной крысы…
Крыса! Вот оно, конечно! Нечисть боялась крыс… и всяческой божьей твари там, где была чума. Хотя во всех прочих местах карлики без раздумий использовали и любых животных, и трупы людей…
Я повернулся к мельнице, с укором для себя вспомнив о пользе прописных истин. Даже древние знали, что крысы разносят чуму. И я подумал тогда, что мир, кажется, уже спасен и спасен потому, что наши враги похожи на нас — нами же вскормлены, на нашей плоти взросли и приняли в самих себя, верша бесчисленные зверства над нами, нашу кровь, нашу сущность и нашу немочь… Они т о же боялись чумы.
Теперь я знал, что следует делать. Мельница была рядом… Луна висела высоко над крышей в зеленоватой мгле. Рассеянный, но достаточный свет проникал в мельничное окошко. Я поднял с пола свой мешок и вытащил другой том в шагреневом переплете. Место, где говорилось об умении видеть за тысячи миль, было заложено веткой сухой омелы. Со всею тщательностью я взялся изучать премудрости перемещения далеких тел и особенности управления их полетом. Увы, в книге были указаны лишь те магические операции, что осуществлялись через верхний мир, да еще с непременного согласия его хозяев. Я же не смел беспокоить йотунгов, зная, как нынче озлоблены великаны… Хотя и был всегда со мной флакончик с эликсиром, который позволял при надобности сообщаться напрямую с верхним миром, я резонно опасался рисковать. Мне этот эликсир когда-то, умирая, подарил наш прежний настоятель — он любил меня, как сына. Тогда йотунги куда добрее были… Впрочем, мне ни разу не пришлось воспользоваться эликсиром — управлялся сам. Ну, а теперь… Как изменились времена!
Я машинально пролистнул еще несколько пожелтелых страниц. Бесполезно. По неведомой мне причине составитель книги умолчал о каких-либо способах перемещения тел через другие пространства.
Оставалось одно. Я мог действовать, только минуя Йотунгейм. А это означало, что для выполнения задуманного мне придется проникнуть в тот единственный мир, в пределы которого я получил право войти один — и последний раз в жизни. Путь к мертвому герцогу, внутрь крепости, лежал через мир бесов — вот оттуда-то для перемещения трупа я уже был в состоянии использовать те удивительные силы, коими располагал лишь верхний мир. Защита, таким образом, была мне обеспечена.
Я вынул нож и, вспоров на груди рубаху, извлек подшитый с изнанки флакончик с чудодейственным эликсиром… Несколько рубиновых капель обожгли мне рот. Я почувствовал необычайную свободу…
Оставалось лишь очертить магический круг и последовательно повторить проделанное накануне.
Земля подо мной затряслась, мельница чуть не рухнула под натиском урагана. Грянул оглушительный гром; и сила, властно вырвавшая меня из окружающего пространства, так и не вернула в привычный мир, пока нечто, проснувшееся во мне, не завершило дела…
Я словно плыл в бреду и слышал, как завывал ветер. Я увидел со стороны склоны лесистых холмов, утыканные черными пиками елей. Я видел крепость в кольце огней и нечисть, кишевшую между огненной и стеклянно-черной реками. Я запомнил кладку мощной стены из дикого камня — она была так близко, что видна стала каждая трещинка в сыром граните… Сзади пылал огонь, и бурая поверхность камня вошла в меня — или это я вошел в стену? — и тогда вновь замерцали огни… То были факелы, почти не разгоняющие тьму. Но глаз понемногу привыкал и начал различать стену, что была сзади. А впереди… на бесконечно длинных столах горели свечи, и желтые язычки сливались в две огненные вереницы, пересекавшиеся в виде креста. За этими нелепыми столами восседали трупы, распространяя вокруг запах тления. В сущности, и уцелевшие живые уже были трупами, хотя временами корчились в судорогах и отвратительно хрипели; другие же давно стали разлагаться: в ямах глазниц шевелились черви и едва слышно шуршали, ползая в напудренных париках придворных и парадно разодетых государственных мужей. Сквозняк колебал пламя факелов и сметал со стола разбросанные листы бумаги; свитки сносило по полу к той части крестообразного стола, где возле дальней стены стоял гроб с телом герцога.
Тело мое пронзил стремительно быстрый поток. И нечто, проснувшееся во мне, вместе с этим потоком легко понеслось в бесконечность. Я, листавший страницы книги, прочитал заклинание и напряг волю. Я, смотревший со стороны, увидел в факельном свете, как гроб поднялся и полетел; вихрем взметнуло в воздух белую тучу бумаг. Огни светильников вспыхнули, ослепляя, и погасли, задутые сквозняком.
Бушевал ветер, внизу скрипели и падали сломанные деревья. Я снова не знал, явь это или сон…
Когда слух вернулся и глаза мои смогли различить мельничные стены, я подошел к окошку.
Луна освещала берег. Под деревом я увидел гроб, вертикально прислоненный к стволу. Лицо трупа было обращено к реке. На горизонте совсем отчетливо сияло зарево…
«Чума для них тоже смерть! — уверенно думал я, спускаясь по шатким дощатым ступеням. — Они жгут костры, они боятся…»
Плоты вновь плыли нескончаемой чередой. Дым и пламя вырывались во тьме из огромных яиц…
Мне не пришлось дожидаться долго. Ловкий двузубец подцепил герцога как раз за то место, где в свете луны блестели многочисленные ордена — уж очень заметно они блестели…