— Прежде чем я просмотрю пленку, мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста.

Бродендик вытащил из кармана пиджака, сшитого из альпаки [8] , украшенный золотым тиснением портсигар и протянул его Витлоку; тот отказался.

— Не возражаете, если я закурю?

— Конечно нет.

Бродендик вставил сигарету в мундштук из слоновой кости и, щелкнув дорогой зажигалкой, закурил. Это напомнило Витлоку сценку из гангстерских фильмов сороковых годов.

— Вы не могли бы рассказать мне о Милсе Ван Дехне?

Бродендик пожал плечами, казалось, вопрос застал его врасплох.

— Я знаю Милса восемь лет, с тех пор как я занял пост генерального директора Рейксмюсеум. Он один из самых старых наших сотрудников, но вот так сразу я не могу сказать, сколько лет он здесь работает. Шестнадцать, а может, семнадцать лет. Это легко уточнить.

— О, необязательно!

— Милс — один из тех маленьких, ничем не выдающихся людей, которых вы встретите в любой компании. Вы понимаете, о чем я говорю? Жена — глава семьи, никогда не будет собственного дома, абсолютно никаких амбиций. Хорошо, если ко времени выхода на пенсию он станет помощником хранителя музея. Поэтому я был приятно удивлен, когда он предложил организовать «Ночному дозору» что-то вроде турне по Европе. Наконец-то человек проявил инициативу!

— Это была его идея? — переспросил со все возрастающим интересом Витлок.

— Да. Он пришел ко мне с этим предложением в прошлом году. По инерции я сперва отверг эту идею, но после некоторых раздумий пришел к выводу, что в этом что-то есть. Видите ли, мистер Витлок, я давно мечтал выставить «Мону Лизу» в Рейксмюсеум хотя бы на один день. И я подумал: если я предоставлю «Ночной дозор» на какое-то время Лувру, то моя мечта, может быть, станет более реальной.

— Значит, Ван Дехн только один раз предложил вам свою идею?

Бродендик пожевал мундштук, обдумывая вопрос Витлока.

— Возможно, он обращался ко мне дважды, я сейчас не помню, во всяком случае какой-то особой настойчивости он не проявлял. Мне бы это запомнилось.

— А когда вы решились на турне, Ван Дехн сам предложил себя в сопровождающие?

— Нет, я сам выбрал его, ведь это была его идея.

Бродендик стряхнул пепел с сигареты в стоявшую у него под рукой квадратную пепельницу.

— По-моему, вы очень заинтересовались Милсом.

— Я просто хочу понять, что произошло. Как и вы, не так ли?

— Послушайте, по-моему, Милс — один из самых порядочных и честных людей. Его репутация безукоризненна. Мое доверие к нему ничуть не поколебалось, и я не собираюсь его преследовать.

— Когда он должен вернуться?

Бродендик взглянул на настольные часы.

— Его самолет должен прилететь сегодня в шесть утра. Я предложил ему отдохнуть несколько дней, но он говорит, что хотел бы сразу выйти на работу. Его можно понять. Сидя дома, от отчаяния и крушения всех своих надежд, связанных с этим турне, он просто спятит.

— Мне бы хотелось поговорить с ним, когда он приедет.

— Я передам ему.

Витлок взял видеокассету и поднялся.

— Спасибо, что уделили мне время. А сейчас как пройти в комнату, которую вы оборудовали для меня?

— Вторая дверь по коридору. Она не заперта.

Когда Витлок ушел, Бродендик какое-то время смотрел на дверь, потом загасил окурок в пепельнице. Мог ли Ван Дехн быть причастным к хищению? Он отверг эту идею как абсурдную и занялся распорядком дня в своем календаре.

На блошином рынке Амстердама, что на Фалькенбургерстрат, было, как всегда, шумно, хотя утро пятницы выдалось сырым и хмурым; продавцы вовсю торговались с местными жителями и туристами, стремясь перед закрытием рынка на выходные продать как можно больше товара. Туристы постоянно совершали одну и ту же ошибку: не сойдясь в цене, они уходили, наивно полагая, что продавец вернет их. Но этого никогда не происходило. Торговец скорее оставит торговлю, чем потеряет лицо, тем более перед иностранцем. Голландцы гордятся своим упрямством.

Грэхем никак не мог понять, почему местом встречи был выбран блошиный рынок. Почему не отель? Толпа дважды разделяла его и Сабрину, и в конце концов она взяла его за руку, когда он стал раздраженно прокладывать дорогу в рыночной толчее. Встреча была назначена на одиннадцать часов у лавки, где продают ткани, в противоположном конце рынка, рядом с Рапенбургерстрат. Этого тоже не мог понять Грэхем. Почему там? Почему нельзя встретиться у входа? Почему надо назначать встречу на этом чертовом рынке, снова и снова спрашивал он себя.