— Что нынче, праздник?

— Третий день выборов. Всего они у них продолжаются десять дней, и все с ума сходят. Факельные шествия, речи, скоморохи, менестрели, танцоры. Брави насмерть дерутся на поединках за своих кандидатов, на боках у слонов пишут имена возможных триархов. Вон те жонглеры выступают в пользу Метисо.

— Напомни мне проголосовать за кого-то другого. — Тирион облизал жирные пальцы. Жонглерам внизу бросали монеты. — Хотя, должно быть, шутов нанимают все кандидаты.

— Они делают все, чтобы выиграть. Угощение, выпивка, зрелища. Алиос послал на улицу сто молодых красивых рабынь — обслуживать задаром тех, кто за него голосует.

— Я тоже за него, — решил Тирион. — Приведи мне одну.

— Они предназначены для свободнорожденных волантинцев, имеющих право голоса. К западу от реки таких мало найдется.

— И все это десять дней кряду? — засмеялся Тирион. — Мне бы понравилось, хотя три короля — это все-таки многовато. Не могу представить, как бы я правил Семью Королевствами вместе с дражайшей сестрицей и братцем-героем. Не прошло бы и года, как кто-то из нас убил бы двух остальных. Странно, что триархи не делают того же.

— Некоторые пытались. Волантинцы, должно быть, просто умнее западных дураков. Они тоже начудили немало, однако мальчика-триарха у них пока не было. Сумасшедших, случается, выбирают, но безумца до истечения срока сдерживают двое других. Подумай, сколько умерших могли бы жить и поныне, будь рядом с Безумным Эйерисом еще два короля.

«У него был мой отец», — заметил мысленно Тирион.

— Одни жители Вольных Городов думают, что по ту сторону Узкого моря живут только дикари, — продолжал рыцарь, — а другие на нас смотрят как на детей, которым нужен строгий отец.

— Или мать. — Серсея будет довольна, особенно когда рыцарь поднесет ей голову брата. — Этот город ты, похоже, хорошо знаешь.

— Долго здесь прожил. — Рыцарь поболтал остатками в кружке. — Когда Старк изгнал меня, я бежал со второй женой в Лисс. Браавос подошел бы мне больше, но Линессе хотелось туда, где тепло. Я воевал с браавосцами на Ройне, а жена тратила десять серебреников на каждый заработанный мной. Когда я вернулся в Лисс, у нее уже был любовник. Он весело поведал мне, что за долги я буду продан в рабство, если не уберусь из города. Так я и очутился в Волантисе — только что не раб, без гроша за душой, с одним мечом и тем, что было на мне.

— А теперь тебе захотелось домой.

Мормонт допил кружку до дна.

— Завтра найду нам корабль. На кровати лягу я, а ты располагайся на полу, как цепи позволят. Можешь спать — спи, не можешь — считай свои преступления. Как раз до утра хватит.

«У тебя и своих предостаточно, Джорах Мормонт», — подумал карлик, но вслух этого не сказал.

Сир Джорах повесил пояс с мечом на спинку кровати, стянул сапоги и кольчугу. Под шерстью, кожей и пропотевшей нижней рубахой обнаружился волосатый, покрытый шрамами торс. «Такую шкуру можно на меховой плащ продать», — подумал Тирион, глядя, как рыцарь укладывается на пахучей перине.

Вскоре Мормонт уже храпел, оставив пленника наедине с оковами. В оба открытых окна лился лунный свет. С площади доносились пьяное пение, кошачьи вопли, звон стали о сталь. Кто-то умрет этой ночью.

Ободранное запястье саднило. Кандалы даже сесть не позволяли, не то что вытянуться. Когда Тирион прислонялся к стене, руки начинали неметь, когда менял положение — обретали чувствительность, и он скрипел зубами, чтобы не закричать. Сильно ли страдали они? Отец — от вошедшего в пах арбалетного болта, Шая — от впившейся в горло цепи, истерзанная насильниками Тиша? Его страдания ничто по сравнению с их муками, но как же все-таки больно.

Сир Джорах повернулся на бок, показав широкую волосатую спину. Сумей даже Тирион избавиться от цепей, к мечу пришлось бы лезть через рыцаря. Может, кинжал бы удалось вытащить потихоньку… или ключ. Отпереть дверь, спуститься, пройти через залу… а потом что? Ни друзей, ни денег. Он даже местного языка не знает.

Изнеможение наконец пересилило боль, и Тирион задремал, вскрикивая и содрогаясь в цепях при каждой судороге, сводившей икру. Когда он проснулся окончательно, в окна лился утренний свет, золотой, как лев Ланнистеров. Внизу выкликали свой товар рыбники и катились по булыжнику колеса в железных ободьях.

Над карликом стоял Джорах Мормонт.

— Будешь слушаться, если сниму с кольца?

— Сплясать трудновато будет, ноги совсем отнялись, а в остальном я твой. Клянусь честью Ланнистера.

— Какая у Ланнистеров честь. — Сир Джорах исполнил обещанное.

Тирион сделал два шажка и упал. Кровь прилила к конечностям, слезы к глазам.

— Если ты куда-то собрался, меня придется катить, — проговорил карлик.

Рыцарь вместо этого взял его за ручную цепь и понес.

Лабиринт альковов и гротов внизу располагался, как оказалось, вокруг дворика с цветущими лозами. Между плитами на полу рос мох, зеленый и фиолетовый. Молодые рабыни разносили вино, эль и пахнущий мятой напиток со льдом. В этот ранний час был занят едва ли один столик из двадцати.