Охота на тигра. Танки на мосту!

В повести "Охота на тигра" рассказывается о дерзком побеге военнопленных из гитлеровского концлагеря.

Повесть "Танки на мосту!" - о тяжелом, полном драматизма поединке советского разведчика с опытным фашистским диверсантом из дивизии "Бранденбург".

Колонну военнопленных, работавших последнее время во дворе бывшей базы «Заготскот», гнали по улице Гуртовой в лагерь на обед. Истощенные люди были утомлены до крайности, но двигались поспешно, и конвоирам не приходилось понукать их. Каждый пленный подгонял себя сам — там, впереди, звала жестянка спасительной горячей баланды. Сбивчивый топот многих ног, шорох затвердевшей от грязи и пота одежды, тяжелое дыхание, кашель, иногда короткий стон — все эти звуки сливались в неясный глухой шум, катившийся вместе с облаком пыли над развалинами и уцелевшими домиками пригорода.

Как всегда при прогоне пленных, к калиткам подбегали женщины, на окнах отодвигались занавески, открывались рамы и форточки: печальные, тоскующие глаза следили, как бредут по мостовой исхудалые, похожие на мертвецов люди, вчерашние воины, защитники, чьи-то сыновья, мужья, братья, отцы... Подходить близко к колонне, бросать пленным хлеб запрещалось под страхом смерти — конвоиры начинали строчить из автоматов без предупреждения. Несколько горожан уже поплатились жизнью за свою сердобольность.

Юрий Ключевский, награжденный в лагере странным прозвищем Чарли, шагал в середине колонны вторым слева в пятерке. Глаза его были прикрыты ресницами, и, если бы он не покусывал бескровные губы, можно было бы подумать, что этот молодой пленный с заросшим щетиной узким лицом научился спать на ходу. Однако Юрий даже не помышлял о сне. Он находился в состоянии сильного нервного напряжения, и перед его мысленным взором проносились картины воображаемого побега из лагеря. Юрий творил, грезил, переносился в другой мир...

Да, в такие минуты он был почти счастлив, этот чудак-мечтатель, хотя, если разобраться, его положение не отличалось от положения других советских военнопленных, заключенных в Каменнолужском лагере, — та же жалкая пайка хлеба по утрам, тот же непосильный, изнурительный труд, то же смердящее карболкой тряпье вместо постели на пронумерованных нарах. Палка барачного старосты или немца-надсмотрщика могла обрушиться на голову Юрия столь же внезапно, как и на головы других, пули, таящиеся в магазинах автоматического оружия часовых, конвоиров, стерегли и его. И все же...

У Юрия Ключевского было преимущество: он обладал буйной фантазией, способной в мгновение ока изменить все вокруг, как бы перенести его в иной мир, где все подчиняется его воле и желанию. Конечно, всё объяснялось чисто профессиональными навыками, какие Юрий, находясь на фронте и в плену, не только не утратил, но и развил в себе, навыками, давно уже превратившимися для него в бесконечную, трудную, но увлекательную игру. Эта игра побуждала неутомимо выискивать различные, иногда совершенно неожиданные, невероятные сюжетные решения какой-либо жизненной коллизии, мысленно перевоплощаться то в одного, то в другого героя создаваемых им историй.

Дело в том, что у Юрия была редкая профессия, люди которой превыше всего ценили в себе и в своих коллегах творческое воображение, изобретательность, неуемный полет фантазии, — он был сценаристом. Он был молодым киносценаристом, всего лишь за год до начала войны закончившим институт, так и не успевшим увидеть на экране хотя бы одно из своих творений. Кличку Чарли Юрий получил не за внешнее сходство с гениальным комиком.

Пленные любили вспоминать свою довоенную жизнь, работу, сколь бы обыденной и несложной она ни была, могли бесконечно рассказывать об особенностях своей, профессии, о том уважении, каким они пользовались на производстве, в коллективе. Прошлое представлялось каждому удивительно прекрасным, и, если кто-либо немного приукрашивал себя в рассказе, слушатели как бы по молчаливому уговору делали вид, что они не замечают явных преувеличений: да, да, все было так, они не раз выручали начальство и товарищей, их уважали, ценили в коллективе, еще бы — такие золотые головы и руки...

Однако к рассказу Ключевского некоторые отнеслись недоверчиво. Люди простых занятий — хлеборобы, строители, горняки, транспортники — весьма смутно представляли, какую роль в создании фильма выполняет сценарист. Актеры — дело ясное, режиссер — тоже, оператор — это тот, кто снимает на пленку. А сценарист? Юрий попытался объяснить самым популярным образом: режиссер, оператор, актеры не могут приняться за работу, пока будущий фильм весь, целиком, со всеми эпизодами, сценами, деталями не возникнет в воображении автора сценария, а он, Юрий Ключевский, является одним из тех, кто придумывает будущие фильмы, пишет сценарии, иными словами — пьесы для кино.

Вот это-то и смутило слушателей. Как так? Неужели этот Юрка способен выдумать такое, что потом миллионы зрителей, увлеченно ахая, будут пожирать глазами в залах кинотеатров. Ключевскому не поверили, решили: Юрка «заправляет арапа» — ведь фильмов, снятых по его сценариям, не существовало. Не обошлось и без чувства зависти: если парень говорит правду, значит, он голова, особый талант, не чета им. И какой-то шутник пренебрежительно махнул рукой: «Юрка, дело ясное, что твое дело темное. Словом — Чарли Чаплин!» Все рассмеялись удовлетворенно, беззлобно, и к Ключевскому прилипло это прозвище.