Шрифт:
Ну, да ладно, граф де Фуа прошел в харчевню. На этот раз он был в гражданской одежде, но с боевой шпагой под камзолом. Положив рук на эфес шпаги, он ее держал таким образом, чтобы, проходя между столиками, концом ножен чуть ли не бить по физиономиям едоков. Те едва успевали уворачиваться, при этом роняя на пол ложку или вилку, а затем с нескрываемой злобой смотрели вслед этому нахальному молодому шевалье аристократу. В этот момент я подумал о том, что настроеньеце у моего старого друга, бывшего вахмистра Епифаненко, не очень-то хорошее. Нам, видимо, все-таки придется сегодня немного подраться. Я окинул обеденный зал своим взором, и предстоящие расходы оценил примерно в пятьдесят золотых луидоров. Подумав о том, что, мосье Буланже, настоящий скряга выжимальщик, что мне нужно было бы, когда он поднял разговор на эту тему, заранее с ним согласовать смету расходов!
Мосье де Фуа грохнулся задом на ближайший ко мне стул, чуть его не поломав, и негромко, и зло мне буркнул:
– Что другого трактира не мог найти? Там хоть люди помельче, погрязнее, бей их кулаками так, чтобы слюни и сопли в стороны бы летели! А здесь, кого не тронь, сразу же крик поднимут, что их бить нельзя, что они сами хозяева жизни.
Не дожидаясь моего ответа, граф де Фуа слегка привстал, на весь обеденный зал таверны командным голосом проревел:
– Хозяина харчевни ко мне! Подавать на стол все, что на кухне имеется! Да не забудьте для разогрева литра два бренди на мой стол подать!
Мосье Буланже, на всякий случай вдали промелькнул, чтобы гости не думали, что он испугался, но к нашему столу не подошел, на всякий случай! Видимо, старик много о своем личике печься стал! Но пару наиболее симпатичных своих подносчиц с закусками и кувшином бренди к нашему столу послал. А я в этот момент горестно думал о том, что мои сегодняшние расходы еще возросли, по крайней мере, на пять луидоров. Да на такие деньжищи этот старый скряга еще пару харчевен откроет. Да, не зря люди говорят, делай то, что думается и хочется, а уж после разбираться будем! Договорился бы с мосье Буланже на тридцать золотых луидоров, бей и ломай в его харчевне все, что можешь! Тяжело вздохнув, я разлил бренди по двум бокалам, взял один бокал в руки, а второй протянул Роже-Этьену. Затем поднялся на ноги и произнес тост:
– Давай, вахмистр, наш первый бокал мы поднимем за нашу милую родину, Московию! За наших родителей, которые нам подарили жизнь и вырастили! За государя нашего Петра Алексеевича, многих лет ему жизни!
Граф Роже-Этьен де Фуа поднес бокал ко рту, его содержимое в мгновение ока исчезло в луженом графском желудке. Я тут же поддержал Епифаненко, горячая волна цунами пронеслась по моему нутру, мне сразу же стало хорошо и сладко, правда, не понятно, почему, но мне вдруг захотелось повторить эту сладкую волну цунами. Я задумчиво посмотрел на своего друга. Тот, видимо, сразу же догадался о значении задумчивости, появившейся в моем взгляде, поэтому утвердительно кивнул головой. Пока еще твердой рукой я разлил содержимое кувшина с бренди по двум бокалам, попытался подняться на ноги, но не смог. Этот чертов хозяин харчевни, Буланже, подал нам молодого, а не хорошо выдержанного бренди, которое поначалу било по ногам, а затем уже ударяло по мозгам.
Одним словом, я так и не смог позже вспомнить, по какому поводу мы поднимали второй бокал, за кого мы с Епифаненко пили. Но, в принципе, должны были бы пить за женщин, так обычно бывает в чисто мужских компаниях. За что мы пили, я не помню, но, видимо, мы с графом пили много… очень много, мосье Буланже на следующий день мне счет прислал на сотню золотых. В приложении к счету он на десяти страницах педантично перечислял, что мы в его харчевне побили или повредили. Не верить ему я не мог, но вряд ли всего два человека могли бы его харчевню по бревнышку разнести?!
Однако, маркиз де Аржансон, который много позже пытался провести со мной нравоучительную беседу, удивленно посматривал на меня и вспоминал о том, что только двадцать его полицейских, набросив на нас ловчие сети для птиц, едва смогли нас утихомирить. Они связали нас по рукам и ногам, правда, я этого почему-то не помню, но мне, помнится, сто чни при этом почему-то дико извинились за то, что им приходится творить насилие над нами. Графа де Фуа они сразу же и с почетом повезли в Версаль на службу, а меня отвезли в дом маркиза де Аржансона для предстоящей нравоучительной беседы. Но я подобного насилия над своей личностью не выдержал, заснув по дороге. Я проспал полтора дня, заставив прислугу Марка-Рене, это было имя маркиза де Аржансона, все это время на цыпочках ходить по дому.
Первое время Марк-Рене де Аржансон в ходе воспитательной беседы интересовался деталями нашей с графом Фуа встречи, он никак не мог поверить в то, с графом Роже-Этьеном де Фуа мы не успели поговорить по душам, а только пили. Ни один европеец не сможет понять русских, когда они встречаются вместе и поднимают бокал за встречу! Затем маркиз поинтересовался, зачем и почему мы напали на английских солдат и здорово их поколотили. Семеро травмированных и раненых, один убит, – таков был печальный результат этой встречи, по словам Марка-Рене. Но я не мог подтвердить или опровергнуть эту информацию, так как ничего подобного не помнил
На все вопросы полицейского начальника я отвечал только одной фразой "ничего не помню", а сам этим временем рылся в мозгах, пытаясь восстановить жизнеспособность своего организма. В доме Марка-Рене де Аржансона почему-то не оказалось рассола, этот французский маркиз ничего не знал и не слышал об этом чудодейственном лекарственном русском напитке, поэтому лечиться мне пришлось магией, а это в отличие от рассола долгий процесс!
2 Близкое знакомство с главным королевским полицейским, Марком-Рене маркизом де Польми, маркизом де Аржансон, пошло мне на пользу, я бы даже сказал, что это пошло на очень большую пользу моему отечеству! Из первых рук я получил информацию о том, что король Луи XIV при смерти, что он сам об этом прекрасно осведомлен. Что Луи XIV знает и сильно огорчается тем, что у него, за исключением правнука, герцога Анжуйского, которому в ту пору было всего четыре годика, практически не осталось прямых наследников на французский престол. В этой связи король еще в прошлом году пошел на беспрецедентный шаг в истории своей династии, он узаконивает своего незаконнорожденного сына Луи-Оюста де Бурбон герцога Мэнского, приравнивая его к принцам крови. Такой королевский шаг открыл перед герцогом Мэнским перспективу, в случае смерти всех прямых наследников короля Луи XIV, он мог бы претендовать на французский престол. Маркиз Марк-Рене де Аржансон, наблюдая со стороны за чередой смертей прямых наследников короля, специально вошел в компанию монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского, чтобы своим личным присутствием ограждать герцога от окружающих его смертельных опасностей. Но в последние дни до ушей маркиза стали доходить упорные придворные слухи о том, что герцог Мэнский в последнее время не выходит из королевских покоев, явно роя яму под ногами герцога Орлеанского. Особенно Марка-Рене де Аржансона насторожил один слух, в котором говорилось о том, что недавно короля Луи XIV посетил герцог Мэнский, который довольно-таки длительное время беседовал с королем. Затем в королевские покои были приглашены мадам де Ментенон, которая в свое время была воспитательницей герцога, а также канцлер Луи-Филиппо граф де Поншартрен, который приходил с письменными принадлежностями. Этот слух сильно огорчил и встревожил Марка-Рене де Аржансона, он встретился с графом де Поншартреном и попытался по этому поводу переговорить с ним. Но Луи-Филиппо Поншартрен, даже будучи другом Марка-Рене де Аржансона, уклонился от ответа на вопрос, заявив, что он сделал лишь небольшое изменение в королевском завещании. Но эти последние слова канцлера Франции еще более встревожили главного королевского полицейского чиновника. Он попытался по этому вопросу переговорить с герцогом Орлеанским, но Филипп отделался ничего не значащим замечанием, типа того, что богу удобно, то и произойдет! Маркиз де Аржансон на этом не успокоился, он еще и еще раз обдумывал ситуацию и приходил к выводу о том, что герцог Мэнский рвется к монаршей власти, заставляя коронованного отца вносить соответствующие изменения в свое совещание. К тому же королевский двор хорошо знал о том, что мадам де Ментенон питала нежные материнские чувства к герцогу Мэнскому, своему воспитаннику. Когда же она стала морганатической супругой короля, то при любом удобном случае всячески способствовала его придворной карьере. Постоянно обращала внимание Луи XIV на судьбу, дела и будущее своего внебрачного сына. После нескольких неудачных попыток, переговорить и заставить действовать друзей и приятелей герцога Орлеанского, стать на защиту его прав королевской крови, Марк-Рене де Аржансон, по-прежнему, пребывал в полном одиночестве. Именно в этот момент ему донесли о буйстве двух шевалье в харчевне "У трех голубей", известного всему королевскому двору капитана гвардии Роже-Этьена графа де Фуа и русского дворянина графа Орлоффа. Тогда маркиз и вспомнил о русском графе Орлоффе, который числился одним из ближайших и тайных друзей монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского. Он приказал своим полицейским тихо, без особого шума и насилия утихомирить обоих шевалье. Графа де Фуа доставить в казармы Версальского дворца и уложить в постель, а русского графа Орлоффа доставить к нему в дом, якобы, для нравоучительной беседы. Маркиз де Аржансон многое знал, но в отношении меня ему очень хотелось получить достоверную информацию. Высший парижский свет только и говорил о моих чудачествах и бешеных тратах на подарки женщинам. Когда же я построил особняк, то у снобов и знати стало модным напроситься ко мне в гости и провести время, путешествуя в качестве гостя по удивительным местам и помещениям особняка. По Парижу бродили странные слухи о том, что русский граф шпион является любимчиком своего московского царя, и в этих целях на корню скупает сановных вельможей королевского двора. Правда, на этот слух бомонд мало обращал внимания, государство Московия была слишком далеко, в те времена французам это государство было неинтересно и непонятно. Так вот, воспользовавшись оказией, маркиз де Аржансон дождался-таки, когда я проснусь и завел со мной беседу. Сначала он произнес несколько фраз нравоучительного характера, но, когда почувствовал, что его гость начал соображать, перешел к разговору по сути дела. К слову сказать, я сразу же почувствовал перемену в настроении хозяина дома, куда меня занесла фортуна и его полицейские. Я очень внимательно вслушивался в то, что мне рассказывал этот главный французский полицейский. Когда Марк-Рене заговорил о встрече с герцогом Орлеанским и о его ответе, то с этого момента я понял, что маркиз меня не разыгрывает и не пытается меня перевербовать. Его действительно беспокоит судьба французской монархии, он обеспокоен тем, чтобы к власти не пришли бы люди со стороны, типа герцога Мэнского. Еще в присутствии маркиза де Аржансона я связался со своим лентяем другом, демоном Марбасом, и вежливым тоном мыслеобразов у него поинтересовался, почему он не спешит поделиться со мной столь важной информацией.