Ситуацию мне практически с ходу, что называется «с порога», разъяснил выглядящий донельзя расстроенным и растерянным Филипочкин.

– Ушли они, Грошев…

– Как ушли? – в первый момент даже не сообразил я. – Куда?

– «Свадьбу в Малиновке» смотрел? – грустно иронизирует капитан. – «Хлопцы начали разбегаться хто куда, в разные стороны. Скоро и я разбегусь хто куда…» Так и эти. До обеда вроде все нормально было. А потом как поветрие. Кто-то добрался до Интернета, тут же в служебных кабинетах подключенных компов полно. Ну и понеслось… А тут еще этот дебильный приказ всплыл… Ты прикинь, какой-то тупоголовый из Генштаба дал команду у солдат мобильные телефоны изъять и просмотр телевизора им запретить. Мы, разумеется, подобной чепухой заниматься не стали, но приказ до пацанов дошел, сам понимаешь, «солдатский телеграф» штука такая, ничего не утаишь. Ну и понеслось, почти как в кино про революцию: «Штык в землю, айда по домам!» В смысле: «На кой мне эти москвичи сдались, ежели у меня в Твери-Тамбове-Верхних Чирьях такая же ботва? Причем в Москве я никого не знаю, а в Чирьях – папка, мамка и сестра сопливая. Пока я тут непонятно за что воюю, их там, может, уже едят вовсю»… Короче, сбились пацаны в «землячества» и при полном параде, прямо с оружием по домам рванули.

– Офигеть, – растерянно тяну я. – И что, остановить их даже не пытались?

– А как? – смотрит он мне прямо в глаза. – Стрелять в них, что ли? А иначе никак. Пытались офицеры их переубедить, но на любую попытку что-то сказать – один ответ: «У тебя семья где? Ага, в части, за забором и под охраной. А моих там кто охраняет, пока я тут совершенно чужим людям как последний дурак помогаю?»

– М-да, – стянув с головы шлем, я задумчиво взъерошил ежик волос на затылке. – И ответить-то нечего…

– Нечего, – соглашается усатый. – Мало того, я тут с соседями пообщался – почти везде та же картина. Дезертируют даже из Таманской и Кантемировской дивизий… Да что там, говорят, из «Витязя» почти все «срочники» ушли.

Ох, ё-моё! Плохо дело. Уж если из подразделений, всегда вполне заслуженно считавшихся элитой армии, бегут, прихватив с собой оружие и боеприпасы, солдаты, то про остальных и говорить нечего. Во всяких «военно-строительных» и в лучшие-то времена с дисциплиной серьезные проблемы были, а уж теперь – и подавно. И, что самое поганое, остановить их действительно не получится, даже со стрельбой. Просто перебьем друг друга на радость зомби. А те, кто выживут, – все равно уйдут. Потому что у них домма на самом деле родня, которая для этих мальчишек куда дороже и важнее, чем совершенно посторонние москвичи. Да, их жалко, но отца с матерью жальче.

– Ладно, хватит пока о грустном, давай лучше о хороших новостях. Что за парни такие красивые на воротах теперь службу тащат?

– А, так это наши, из групп быстрого реагирования. Их еще вчера в обед по тревоге подняли, только начальство решило, что раз прямо сейчас нам вроде как ничего не угрожает, то и нечего их просто так в резерве держать. Вот и кинули в город… А потом как понеслось… Под вечер у нас уже тыловых подполковников-полковников автоматами вооружали и на улицу в патруль отправляли.

– Ну это дело понятное, – поддакиваю я. – У нас всю жизнь так, то сидим на заднице, «кокосы» чешем, то в одну секунду: «Полундра! Родина в опасности!!!» И всех способных носить оружие – в строй. А уж умеет – не умеет, там и разберемся.

– Вот-вот, – соглашается Филипочкин. – Вот когда для штабных все из КХО[60] и КХСС[61] выгребли, тогда и стало ясно, что у нас тут тоже может что-нибудь нехорошее случиться, а обороняться толком и некому. И парней из ГБР назад уже не вернешь, они там увязли накрепко. Вот к нам «Рысь» и прислали.

– А теперь, выходит, освободились ваши?

– Угу, все, кто жив остался, – хмуро кивает мой собеседник. – Как думаешь, легко им пришлось в самом начале, вообще без какой-то нормальной информации?

– Я не думаю, я знаю. Нагляделся уже. Сперва в Ивантеевке на тамошние ГНР, потом тут, на Гагарина, на то, что осталось от как минимум полубатальона внутренних войск, а с полчаса назад еще и из Академического ОВД мужика одного встретили. Вон он, копченый весь. Тоже, говорит, один из всего отдела в строю остался…

– Полная задница… Прямо как на войне – один из целого отдела…

Да уж, не поспоришь с капитаном, действительно похоже. Помню, когда-то, много лет назад в Чечне меня, салагу зеленого, но уже успевшего в Грозном кровушки хлебнуть, в госпитале молодая симпатичная девочка-журналистка спросила: «Что такое война?» С трудом подавив поднявшуюся в душе бурю, максимально спокойным тоном я ответил тогда: «Война, это когда заказанный утром на батальон ужин ест неполный взвод». Уж не знаю, чего от меня хотели услышать, но интервью это я по телевизору так и не увидел. Сейчас вокруг почти то же самое, даже страшнее, потому что на обычной, нормальной войне и друзья, и враги умирают насовсем. А тут… Тут то, что еще несколько минут назад было твоим боевым товарищем, запросто и с удовольствием перегрызет тебе глотку, стоит лишь чуть-чуть зазеваться.

– Что-то ты совсем загрустил, – качает головой Филипочкин, глядя на мою мрачную физиономию. – Пойди-ка лучше горячего похлебай, авось отпустит.

Дельная мысль, черт возьми. Перекусить плотно – и на боковую, а то в глаза будто толченого стекла насыпали – почти двое суток на ногах.

Интермедия вторая. Юра Пак

Так, это сюда, это – вот сюда… А эту фиговинку как на место поставить? Вот блин! Нет, товарищ Токарев, усложнили вы свой дыродел, ей-богу. Ну к чему столько сложностей? Неужто нельзя было как-то попроще? Как у того же Макарова? Хотя у Макарова, если быть честным, проблем только при неполной разборке не возникает. А вот если без серьезного опыта ударно-спусковой разбирать – все, кирдык, рискуешь с кучкой маленьких, непонятно как друг за друга цепляющихся деталек на руках остаться. Один только «калаш», надежный как лом и такой же простой в устройстве, не подвел. Юра шумно выдохнул и снова взялся за разобранный пистолет, только что извлеченный из тазика с бензином и аккуратно очищенный от остатков консервационной смазки. Знать бы, кто их перед тем, как под ламинат в тайник убрать, консервировал и чем. Убил бы гада собственноручно путем заталкивания этой самой, похожей на грязно-коричневое топленое сало, дряни во все доступные отверстия в организме. Это ж нужно было додуматься, такое отчебучить! Если коротко – застыла эта мерзость, застыла намертво, почти закаменела. Когда двое суток назад взмокший от напряжения и нервов Пак небольшой монтировкой поднял в спальне на «конспиративной квартире» изрядный кусок паркета и обнаружил, во что превратился упакованный в черную дерматиновую сумку арсенал… Словом, только присутствие заплаканной и еще больше, чем он сам, испуганной Светы удержало корейца от безобразной злой истерики. Пришлось изображать хорошую мину при очень плохой игре и делать вид, что так оно и было задумано с самого начала.