– Борян, – шепчет мне на ухо подошедший Буров, – а дальше-то с ними что?

– А что, есть варианты? – отвечаю я вопросом на вопрос.

В ответ Андрей только отрицательно головой мотает. Вариантов на самом деле не имеется. Тюрьмы для них у нас нет. Лишних людей в сторожа – тоже. Да и продукты я лучше на спасенных беженцев потрачу, чем на этих… Так что ответ очевиден.

– Пацанов, думаю, под это дело припрягать не нужно, Живых людей кончать – это не по мертвецам стрелять. Опять же, одно дело – в бою… А так…

– Я тебя понял и согласен, Андрей. Сами справимся, Солоху только предупреди.

– А то он сам не понял.

Второй Андрей уже на самом деле все сообразил сам и только хмуро кивает на мой короткий взгляд в его сторону и легкий кивок в сторону бандитов. Пока азербайджанцы подбирают с дороги и обочины и заносят через открытые ворота тела своих дважды умерших подельников, мы втроем тоже заходим во двор. Обычная складская территория, ничего интересного: двор, кое-как почищенный от грязного и уже почти растаявшего на совершенно не мартовском теплом солнце снега, пара складских ангаров, между которыми приютились старенький грязный грузовой «газон» и электрокар-погрузчик. Ничего примечательного, если не считать растущей кучи мертвых тел у забора.

Заканчивающие свою работы кавказцы посматривают на нашу троицу с явным испугом. Все-таки чуйка у них звериная: мозгами еще не верят, но инстинктами уже все поняли. А когда я красноречиво повел стволом автомата, будто предложив выстроиться вдоль стены, сомнений у них совсем не осталось. Кто-то глухо и тоскливо взвыл в голос, махавший нам курткой, явно старший среди них, попытался было что-то вякнуть:

– Эээ, ты чиво тваришь? Эта, в натуре, беззаконие! Суд гидэ? Пракурор-шмакурор, адвакат всякий?!

– Ты где таких слов умных набрался, «носорожек»? – равнодушным голосом интересуюсь я. – Какой суд, какой адвокат? Ты про введение чрезвычайного положения по телевизору слышал? Все, кончились игры с адвокатами и «отмазками» за большие «бабки», теперь тут правосудие прифронтовой полосы. Короче, по законам военного времени, за бандитизм и попытку убийства сотрудников правоохранительных органов, находящихся при исполнении, приговариваю вас к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор обжалованию не подлежит и будет приведен в исполнение на месте.

После этих слов взвыли уже несколько голосов, а пытавшийся мне что-то доказать про суд и адвокатов главарь, вытаращив глаза, безмолвно, словно выброшенная на берег рыба, шевелил губами, явно пытаясь что-то сказать, но не находя в себе сил.

– Хорош рыдать! – грубо рявкаю я. – Жили как последнее дерьмо, так хоть умереть постарайтесь, как мужчины!

Удивительно, но – помогло. Кавказцы в этом плане, к сожалению, частенько оказываются крепче наших. Понятное дело, что кроме бравады и любви к понтам и дешевым эффектам за этим нет ничего, но способные в последнюю секунду «рвануть на груди тельняшку» среди них встречаются, увы, чаще. Другое воспитание. У них в горах все на виду, каждый поступок замечается и оценивается десятками людей. Любой упоротый «косяк» может навлечь позор не только на провинившегося, но и на весь его род. Этому меня еще в первую кампанию мудрый пожилой «особист» учил. Мол, если хочешь «расколоть» чеченца – «коли» его один на один, без свидетелей. Тогда все получится, если умеешь. А вот если при этом будет присутствовать хотя бы один свидетель из местных – все, можно и не начинать. Скорее всего сдохнет твой пленный, но ничего не скажет. Вот и получается, что горцы чтут поговорку: «На миру и смерть красна» куда лучше многих русских, чьи предки ее выдумали. Бывают, конечно, и исключения, вроде того же «абрека» из Красногорска, ну так тот скорее на публику играл, чтоб пожалели и отпустили. Эти же прекрасно понимают, что отпускать их никто не собирается.

Словом, встретили бандиты свою смерть вполне достойно, по-мужски, без воплей, мольбы и рыданий. Все нам легче. Стрелять в угрюмо смотрящего на тебя врага всегда проще, чем в заливающееся слезами и соплями, валяющееся перед тобой на коленках чмо.

– Командир, вы их что, того? – театральным шепотом спрашивает сержант Сашка, глядя на меня округлившимися от испуга глазами, когда наша троица возвращается к грузовикам.

– А что было делать, Саша? – угрюмо интересуюсь у него я. – «Понять и простить»? А потом чаем с плюшками напоить и отпустить на все четыре стороны, чтоб дальше шакалили, только жертву выбирали послабее?

– Не, – трясет головой тот, – я понимаю все. Но как-то оно…

– Вот поэтому вы тут стояли, а мы там стреляли, что «как-то оно»… – сплевываю я. – Не нужно вам, ребятишки, в этой грязи мазаться. Жить вам с этим потом ой как сложно будет.

– А вам? – Вопрос явно без подвоха, просто вырвалось у парня.

– А мы уже привыкли, – снова сплевываю я.

М-да, вроде все правильно я Саньке сказал. И в правоте своих слов уверен абсолютно. Отпусти мы их, ничем хорошим это не закончилось бы. Эти абреки действительно просто стали бы осторожнее и начали нападать только на тех, кто точно сопротивления оказать не сможет. Да еще и всю свою злость за пережитые страх и унижение на этих бедолагах сорвали. Так что, постреляв их, мы кому-то большое одолжение сделали, а то и жизнь спасли. Все верно… Вот только почему так на душе паскудно?

– Ладно, по машинам! Нас сюда не только стрелять прислали, нужно еще и патронов набрать. Чувствую, пригодятся они нам скоро, очень пригодятся.

г. Москва, Ленинский проспект, 23 марта, пятница,

раннее утро

Несмотря на все уговоры складских, выехали мы еще затемно, едва-едва передохнув после погрузки боеприпасов. С одной стороны, может, и зря я так тороплюсь, вполне можно было посидеть в тепле, чаи погонять. С другой – не сидится мне на месте, будто свербит что-то внутри, подгоняет. Предчувствия – штука странная и не всегда надежная, но я своим на Кавказе научился доверять. Бывало, что при полном спокойствии вокруг, вдруг, ни с того ни с сего противно, словно воспалившийся зуб, начинало что-то ныть и дергать внутри. Умные люди к таким проявлениям «чуйки», как своей, так и кого-то из товарищей, всегда относятся с пониманием. Права старая армейская мудрость: «Лучше перебдеть…» Порой полезнее лишний крюк по горам дать, особого вреда от этого не будет, чем в организованную излишне информированными о наших маршрутах боевиками засаду влететь. Вот и сейчас меня похожее предчувствие гложет. Что-то неладно. Не знаю, что именно, не знаю где, но дело плохо. В этом я уверен.