Когда они с Томасом отправились по делам, оставив Натаниэля одного, тот сразу же поднялся с кровати с одержимым видом, рыская по комнате. Он надел одежду Астрид, став искать ее косметику. Он чувствовал необходимость в этом. Попытавшись открыть дверь, закрытую на замок, он словил себя на мысли, что он сможет покинуть квартиру лишь через окно.

Четвертый этаж. Натаниэль забыл про это. Но открыв окно, он все больше вдохновлялся своим побегом в никуда. Некая ностальгия нахлынула его. То, что он пытался сделать, он уже делал однажды. Пустяки. Это казалось ему более легким, чем это было когда-то. И перед тем, как отважиться на последний рывок, он еще раз глянул обратно в комнату и подумал, что он не может так поступить с Астрид. Он должен был написать ей ответ.

«Дорогая Астрид!

Сочти данное письмо моим ответом на твои письма.

Ты была единственным, неповторимым человеком, который мог понять меня и принять. И, надеюсь, ты поймешь меня сейчас.

Я должен покончить со всем этим. Я должен убить ее. Раз и навсегда. Это именно то, что я не мог рассказать тебе доныне. Это то, что мучило меня все эти годы. Я – сорняк. Я должен убить Синди.

Помнишь, ты подарила мне браслет? Я отдал его тому парню. Извини. Теперь я ценю тот твой подарок. И я хочу подарить тебе свой. Подарить самую дорогую вещь на свете. Я хочу, чтобы она осталась у тебя, и напоминала тебе о ясном разуме. Я знаю, ты не выбросишь ее, подобно мне. Ты лучше меня, Астрид.

Не знаю, любишь ли ты меня сейчас… Хочу сказать тебе одно: Прости! За то, что не любил тебя. Я никого никогда не любил. И в этом моя проблема. Проклятие. Прости.

Твой Андрогин, Натаниэль!»

Ему было больно, но он не мог позволить себе слабость. Он должен был бежать, и он не мог ничего с этим поделать.

Он не знал, кто в его голове. Кто говорит в нем сейчас. Но он спрыгнул, цепляясь за карнизы и ветви деревьев, устремившись вдаль, не оглядываясь. Он хотел в свой дом. Свой первый, милый дом, в который привела его Синди. И найдя его, он взломал дверь и проник в него.

Тишина. Уют. Казалось, дом до сих пор пахнет семидесятыми, гримерками и косметикой. Как Натаниэль соскучился по этому запаху, который, на самом деле, волновал его сейчас. Ему было не до тонкостей эстетики. Он искал зеркало.

Ему хотелось поскорее сделать это. Чтобы никто не смог его найти, остановить его. Но он медлил. Мысли затягивали его в болота прошлого, которые не отпускали его. Ему вдруг вспомнилось, как в кладовке Синди хранила красные вина. Он надеялся, что за много лет ничто не изменилось. Те, кто снимал этот дом иногда – не выпили его. Он решил спуститься. И нашел бутылку красного вина 40-х годов производства. С горем открыв эту бутылку, он выпил треть на кухне. Наблюдая все вокруг, он говорил успокаивающим тоном:

– Здесь все осталось прежним!..

Начиная рыться в ящиках стола, он нашел кухонный нож, который хотел, но не ожидал увидеть Натаниэль. Видимо дом был чересчур не тронут. Многие вещи лежали здесь, не сдвинувшись с места.

– Неужто этот дом не был кому-то интересным? – удивлялся Натаниэль, внимая лезвие ножа.

Внешне он был спокоен. Но в душе его творилась немыслимая буря. Его мысли перемешивались между собой. И это было невыносимо.

Сев перед зеркалом, он снова навернул вина с горлышка и стал наносить макияж на свои веки. Он не хотел делать его привычным для себя. Он вспоминал, как это делала Синди. Он хотел ее макияж, словно добивался чего-то. Черные локоны по лопатки у него уже были, словно так и надо было.

– И зачем я их красил? – сказал Натаниэль, глядя на свои волосы, будучи уверенным в том, что сейчас ему так намного лучше.

Вся жизнь пробегала у него перед глазами. Он наносил макияж, а его глаза наливались слезами. Он вспоминал все.

Черным карандашом по верхним векам. Он вспоминал, каким он был в детстве. Капли, собирающиеся в уголках его глаз, не давали ему нанести макияж так хорошо, как хотелось бы.

Черным карандашом под глазами. Он начал вспоминать Гарри. Как он отдался ему за фальшивые документы. Зачем он это сделал? Ему это было так нужно? Он вспоминал Генриха и Маринелли. Как они сделали из него звезду. Он вспоминал Сару и даже Рокси, и думал, что мог бы сделать по-другому, вернуть бы время вспять. В нем накипала ненависть.

– Пошли вы к черту! – психовано сказал Натаниэль, прекратив краситься.

Он стал бешено глотать вино из бутылки. Через пару минут успокоившись, он глянул на себя в зеркало и взял в руки красную губную помаду. Начав наносить ее на свои губы он, вдруг, вспомнил Оливье.

– Ненавижу тебя, стерва! – выкрикнул он резко, бросив помаду в зеркало.

Пожав своими губами, он растер помаду по своим губам более равномерно, после чего он уставился в зеркало со знакомым взглядом. Он не мог оторвать свой взгляд от него. Он видел в нем Синди. И внимая ее образ в зеркале, ему чертовски хотелось разбить его, воткнуть нож в ее сердце. Но его разум охватила паника.