Шрифт:
– Шамор, это ты? – вдруг раздался откудато сверху слабый женский голос.
Шмыг моментально вытянулся, тревожно вскинув голову, и громко крикнул:
– Мама?
– Сыночек… ты голоден? Прости, я не смогла сегодня ничего приготовить. Но там, у печи, есть немного молока – Мила принесла.
Я машинально оглянулся, взглядом отыскав стоявший на подоконнике запотевший кувшин, на котором засохла одинокая белая капля, и удрученно покачал головой. Видно, дела тут совсем плохи, если в доме так пусто, а хозяйка не может не только вытереть пыль и растопить печь, но с постели, судя по всему, уже не понимается.
Отстранив мальчика от опасно шатающихся перил, я поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж, который больше напоминал переделанный чердак. Сразу заметил в углу низкий топчан, где, укрывшись одеялом до подбородка, виднелся человеческий силуэт. Быстро подошел, знаком велев поднявшемуся сразу за мной мальчишке остаться на лестнице, и присел на корточки.
Женщина была невероятно слаба. На исхудавшем лице, пожалуй, остались только лихорадочно блестящие глаза и страшновато выпирающие скулы. Щеки ее провалились, под орбитами залегли темные круги. Глазные яблоки казались такими большими, что создавали пугающее впечатление, будто их чтото выдавливало изнутри. Остальное тело было наглухо закрыто тканью. Более того, несмотря на духоту и отсутствие окон, мать Шмыга еще и подрагивала, как при горячке, и зябко куталась в свои тряпки.
Она была еще молода, если судить по тонкой шее и собравшимся на ней кожным складкам. Вернее, она была совсем еще юна, несмотря на то, что мальчишке уже исполнилось десять. Видимо, рано замуж вышла, почти сразу родила, а теперь вот угасала буквально на глазах, не найдя нормального лекаря и запустив свою болячку до такой степени, что к ней было страшно даже прикасаться.
– Мама? – сдавленно прошептал Шмыг, внезапно чегото испугавшись.
Женщина, никак не отреагировавшая на мое появление, вяло пошевелилась и, повернув голову, тихо прошептала:
– Сынок? Это ты?
«Еще и слепа, – неожиданно понял я, когда ее взгляд бессмысленно прошел мимо меня, и протянул руку. – Или просто долго не ела и потеряла зрение не так давно».
– Кто здесь?! – испуганно дрогнула она во второй раз, ощутив через ткань мое прикосновение.
– Мое имя Гираш, – негромко представился я. – Не бойтесь. Меня прислал господин барон, чтобы я попробовал определить вашу болезнь.
– Вы – лекарь? – недоверчиво отодвинулась женщина, на мгновение выпростав изпод одеяла болезненно худое предплечье. – У вас совсем молодой голос…
– Вы правы, – мягко улыбнулся я. – Но это не значит, что я не смогу помочь. Позвольте, я возьму вас за руку?
– Зачем? – нервно поежилась она.
– Это важно для моей работы. Я не причиню вам вреда, поверьте. Только подержу за руку и все.
Женщина зябко передернула худыми плечами.
– И что, этого будет достаточно?
– Вполне. Но вам придется какоето время полежать спокойно.
– Шмыг? – снова забеспокоилась она.
– Все в порядке мама, – тут же откликнулся мальчик. – Он действительно может помочь. Господин барон хочет, чтобы ты снова была здоровой.
– Да зачем ему это? – горько улыбнулась мать. – Какое ему до нас дело? Беженцы… чужие… никому не нужные… мы для него ничего не значим. Или ты чтото пообещал ему, сынок?!
От неожиданной мысли ее снова сотрясла нервная дрожь.
– Он чтото потребовал от отца взамен?! Или от тебя?! Шамор, не молчи! Скажи мне правду!
Я сокрушенно покачал головой.
Интересно, они все тут такие недоверчивые? Или просто жизнь обошлась с этими людьми неоправданно сурово, поэтому они не только уверились, что их судьба безразлична абсолютно всем, но и почти смирились с этим? Опустили руки. Отчаялись. Прекратили бороться и теперь только ждут, куда еще заведет их несчастливая судьба… так же, как эта умирающая от истощения женщина, которая, услышав о том, что ее могут вылечить, первым делом подумала о цене за свое исцеление.
Кажется, с ними мне придется нелегко. Предстоит приложить немало усилий, если я, уехав на учебу на несколько лет, хочу оставить свои земли под надежным присмотром. И начинать нужно вот так, с малого. С отдельных смертных, которые должны смогут стать мне надежной опорой в любых начинаниях. С тех, кто должен будет поверить мне. С тех, кто потом уже не предаст. И кто будет зависеть от меня не меньше, чем я от них.
Подавив в зародыше едва наметившееся раздражение, я осторожно взял женщину за руку и прикрыл глаза. У меня имелись нужные знания и навыки, но вот хватит ли сил на такой запущенный процесс… у матери Шмыга была струма [2] . Об этом свидетельствовало состояние кожи, глаз, неимоверная худоба и бешеное биение живчика под кожей.
2
Струма– термин, применяемый для обозначения опухолеподобных, диффузных или узловатых разрастаний некоторых органов. В данном случае разговор идет о щитовидной железе.