Того же мнения держался и сам правитель — и вот, собственно, почему он до сих пор не спешил передавать Портиосу бразды. Иногда он пытался объяснить наследнику, что выдержка и терпение одержали больше побед, нежели угрозы и бряцание оружием. Портиос, однако, полагал, что его отец был попросту слишком сентиментален и мягок. Какая уж тут выдержка, если Сильванести, закосневшие в своей кастовой спеси, едва признавали Квалинести за эльфов, а Диковатых и вовсе считали низшей подрасой — вроде того как овражные гномы считались низшей разновидностью гномов. Отцу Портиос, конечно, этого не говорил, но про себя полагал, что кровопролития избежать не удастся.

А на другой стороне Тон-Цалариана таких же точно взглядов придерживался холодно-высокомерный вельможа по имени Квинат — если верить слухам, жених принцессы Эльханы Звездный Ветер. Ему было поручено возглавлять народ Сильванести, пока она не вернется, и это им с Портиосом выпало делить остров между двумя враждующими племенами. Причем о третьем народе они при этом даже не вспомнили.

Диковатым Эльфам лишь снисходительно объявили о новых границах — так собаке объявляют о том, что на кухню вход ей заказан. Каганести, и без того известные вспыльчивым нравом, справедливо возмутились: ведь это их землю делили и перекраивали пришельцы. И так уже охота делалась скудной; беглецы, которым тоже нужно было кормиться, во множестве истребляли зверей, от которых веками зависели Каганести… Так что Лорана нисколько не преувеличивала, говоря, что Река Мертвых в любой миг могла окраситься кровью и самым трагическим образом переменить свое имя.

Поселение Квалинести постепенно превращалось в воинский лагерь. С горечью наблюдал за этим правитель, но бед и несчастий, обрушившихся на него, было уже столько, что он почти перестал что-либо чувствовать. Все реже выходил он из своей хижины, предоставляя Портиосу все больше свободы…

В тот день, когда наши герои прибыли в селение, называвшееся Квалин-Мори, Беседующий поднялся рано. Он всегда вставал рано. И не потому, что его ждало множество дел, — просто, мучимый бессонницей, он и так уже провел большую часть ночи, глядя в потолок. Он занимался тем, что делал заметки к предстоявшей встрече с Главами Семейств — весьма неблагодарное занятие, ибо Главы Семейств были способны лишь жаловаться… И в это время снаружи поднялся какой-то шум.

У правителя упало сердце. Что там еще, подумал он со страхом. Последнее время подобный переполох приключался один, а то и два раза на дню. Должно быть, это Портиос поймал неразумных юнцов — Квалинести или Сильванести — занявшихся грабежом или схлестнувшихся в драке… И Беседующий продолжал писать, ожидая, чтобы шум стих. Но тот только разрастался, приближаясь к его дому. Оставалось предполагать, что произошло нечто более серьезное. И правитель в который раз спросил себя, что же делать ему, вождю, если между эльфами вправду разразится война…

Уронив гусиное перо, он расправил складки одежд и с затаенным ужасом стал ждать. Вот стража, стоявшая снаружи, взяла на караул. Раздался голос Портиоса — тот официально испрашивал позволения войти, ибо было все еще очень рано. Беседующий испуганно оглянулся на дверь, что вела в его личные покои; не потревожат ли жену? Она, бедняжка, все болела со времени исхода из Квалинести…

Правитель поднялся на ноги. Скрывая дрожь, он принял суровый и строгий вид — обычную маску — и разрешил тем, за дверью, войти.

Стражник отворил дверь, собираясь что-то объявить, но не успел он выговорить и слова, как кто-то высокий и стройный, одетый в меховой плащ с капюшоном, проскользнул мимо воина и бегом бросился к правителю. И тот, заметив сперва только меч на боку у вошедшего, встревоженно отшатнулся.

Но капюшон слетел с головы пришельца, и глазам Беседующего предстало девичье лицо, обрамленное волосами медового цвета — лицо, которому даже у эльфов было немного равных по нежности и красоте.

— Отец! — крикнула Лорана. И упала в его объятия.

По случаю возвращения Гилтанаса, чью гибель давным-давно оплакал его народ, устроили праздник, равного которому не было у эльфов Квалинести с того самого вечера, когда наших героев провожали в Сла-Мори.

Гилтанас оправился уже в достаточной степени, чтобы присутствовать на пиру: единственным следом, который оставила рана, был небольшой шрам на скуле. Лоране и ее друзьям оставалось лишь удивляться — они-то видели, каким ударом наградил его тот эльф Сильванести. Но когда Лорана попыталась объяснить это отцу. Беседующий лишь пожал плечами и ответил, что Каганести многому научились у лесных друидов — вероятно, и лекарской премудрости тоже.

Такой ответ отнюдь не удовлетворил девушку. Кому, как не ей, было знать, сколь редко встречался на Кринне дар истинного исцеления! Ей очень хотелось поговорить на сей счет с Элистаном, — но тот без конца уединялся с ее отцом, на которого произвело немалое впечатление его жреческое могущество.

Что ж, Лорана была только рада тому, как принял ее отец Элистана, — особенно если вспомнить, как он обошелся с Золотой Луной, когда та явилась в Квалиност с медальоном Мишакаль, Богини-Целительницы, на груди. Однако Лорана дорого дала бы за то, чтобы побеседовать со своим мудрым наставником. Как ни радовалась она возвращению, было ясно: прежнего дома ей здесь никогда уже не обрести.