Он сумел незаметно приблизиться к офицеру — тот начисто забыл о двоих всадниках бронзового, будучи уверен, что они так и сидят там, позади, намертво пристегнутые к седлу. К тому же он был занят — он почти перерубил ремни. Он так и не понял, что на него налетело.

Привстав, Тассельхоф прыгнул ему на спину. Он застал офицера врасплох, и тот, судорожно пытаясь удержаться на шее дракона, выронил меч. Потом, рыча от ярости, он попробовал обернуться… И вдруг стало темно! Чьи-то маленькие, но крепкие руки обхватили его голову, закрыв глаза. Выпустив гриву дракона, офицер хотел сбросить с себя напавшее на него существо — ему уже казалось, у этого существа была добрая дюжина лап, по крайней мере, висело оно на нем, точно вцепившийся клещ… Но стоило отпустить руку, как оба тут же начали съезжать с шеи дракона, и офицеру пришлось поспешно нашарить гриву Хирсаха…

— Флинт! Высвободи Копье!.. Флинт!.. — не слыша собственного голоса, кричал Тас. Земля мчалась навстречу: слабеющие драконы валились вниз из поднебесья. Думать сделалось невозможно. Перед глазами мелькали какие-то вспышки. Тас цеплялся за офицера, который все еще пытался сбросить его…

Потом раздался громкий металлический щелчок.

Механизм сработал и освободил Копье. А с ним и драконов.

Развернув крылья, Хирсах вышел из штопора и выровнялся в полете. Земля и небо наконец-то встали на место. У Таса текли по щекам слезы. Да нет, я совсем не боюсь, всхлипывая, сказал он себе. Просто… Просто что может быть лучше синего, синего неба — наверху, где ему и полагается быть!

— Жив, Огнекрылый?.. — окликнул Тас.

Бронзовый устало кивнул.

— А у меня тут пленник! — сообщил ему Тас, заодно и сам осознавая это интересное обстоятельство. И не спеша выпустил офицера — тот, полузадушенный, неуверенно крутил головой. — Полагаю, ты никуда отсюда не денешься, — пробормотал Тас. Слез со спины пленника и пополз по гриве обратно. Он видел, как офицер поднял голову к небу и в бессильной ярости стиснул кулак: Драконы Белокамня под предводительством Золотого Полководца постепенно очищали небо от его красно-синего воинства. Особенно пристально офицер следил за Лораной… И тут-то Тассельхоф смекнул наконец, где видел его. Смекнул — и аж задохнулся.

— Спусти нас на землю, Огнекрылый!.. — крикнул он, и руки у него задрожали. — Скорей!..

Дракон выгнул шею, оглядываясь на седоков, и Тас заметил, что один глаз у него опух и закрылся. Чуть не полголовы покрывали ожоги, из разорванной ноздри капала кровь. Тас завертел головой, ища синего. Но того нигде не было видно.

Снова посмотрев на офицера, Тас неожиданно восхитился собственным деянием.

— Эгей, Флинт!.. — закричал он в восторге. — Мы все-таки сделали это! Мы бились с драконом, и я взял пленника! Сам!.. Один!..

Хирсах опустился на землю, и столпившаяся пехота разразилась приветственными криками. Офицера повели прочь. Тасу было вовсе не жалко с ним расставаться — тем более что пленник, прежде, чем уйти, наградил его зловещим, пронизывающим взглядом… Но тут кендер глянул на Флинта — и мигом все позабыл.

Гном обмяк в седле, усталое лицо казалось внезапно постаревшим, а губы — совсем синими.

— Что с тобой? — испугался Тас.

— Ничего.

— А почему ты держишься за грудь? Ты что, ранен?..

— Нет, не ранен.

— Тогда почему…

— Ну что за репей на мою голову!.. — хмуро буркнул Флинт. — Всю плешь проест, пока не ответишь!.. Так вот, если тебе угодно знать, это все проклятая пика. Ну, а тот безрукий, кто шил эту дерьмовую куртку, был, по-видимому, еще глупее тебя. Мне въехало древком в ключицу, ясно тебе? Воображаю, какой будет синяк!.. А что касается пленника, я лично в толк не возьму, как только вы оба живы остались! Взял пленника, ха!.. Скажи лучше — случайность, дурацкая притом. Да чтоб я в здравом уме и твердой памяти еще когда-нибудь полез на этих крылатых…

Умолкнув, Флинт наградил кендера взглядом столь кровожадным, что Тассельхоф попросту повернулся и отошел на безопасное расстояние. Он хорошо знал: если Флинт в таком состоянии, дешевле будет просто дать ему остыть в одиночестве. Пусть пообедает, отдохнет, успокоится…

И только вечером, когда Тас уже засыпал, уютно свернувшись подле теплого бронзового бока Хирсаха, ему вспомнилось, что Флинт почему-то прижимал ладонью свой левый бок. А ведь пика-то была справа…

Рассвет едва-едва начинал заливать округу золотистым и розовым светом, когда жителей Каламана разбудили колокола. Первыми из своих кроваток выскочили дети — и немедля бросились в родительские спальни, требуя, чтобы отцы и матери немедленно просыпались, чтобы поскорее вступал в свои права праздничный день. Кое-кто из взрослых притворно ворчал и пытался натянуть на голову одеяло, но таких было немного. Большинство весело покидало постели, охваченное тем же радостным нетерпением, что и дети.