Вытащив кинжал, Сильван принялся разрезать ткань палатки. Работая быстро, но без шума, он прорезал довольно большое отверстие и скользнул внутрь.

Свеча догорала. Сильван старался не приближаться к ней, чтобы не отбросить тень, которая привлекла бы внимание часовых.

Мина тихо спала на своем соломенном тюфяке. Лежа на боку, она свернулась клубком, поджав под себя ноги и прижав руки, все еще скованные цепью, к груди. Какой хрупкой выглядела она! Ее сон был спокойным и мирным. Она дышала неслышно, рот ее слегка приоткрылся.

Сильван поднес ладонь к ее губам, чтобы предотвратить испуганный возглас.

— Мина, — позвал он негромко. — Мина.

Ее глаза открылись. Но ни звука не раздалось из ее уст. Янтарные глаза смотрели прямо ему в душу.

— Не бойся, — проговорил он и тут же понял, что эта девушка ничего не боится. Она просто не знала, что такое страх. — Я пришел, чтобы освободить тебя. — Он пытался говорить спокойно, но и голос, и губы его дрожали. — Вон через то отверстие, которое я прорезал, мы сумеем выбраться отсюда. Но сначала нужно освободить тебя от цепей.

Он убрал ладонь от ее рта:

— Позови часового. У него есть ключ. Скажи ему, что тебе стало плохо. Я спрячусь сюда и...

Мина приложила пальцы к его губам, не давая ему говорить:

— Спасибо тебе, но я никуда не пойду.

— Что это там? — послышался голос одного из часовых. — Ты слышал что-нибудь?

— Это в палатке кто-то разговаривает.

Сильван вытащил кинжал, но Мина предостерегающе положила руку на его пальцы. Она начала петь:

Сомкнутся у цветов

Ресницы лепестков.

Тьма — погляди наверх.

С последним вздохом дня,

Молчание храня,

Усни, любовь, навек.

Голоса за стеной стихли.

— Все в порядке, — сказала она Сильвану. — Они заснули. Мы можем говорить, не опасаясь быть услышанными..

— Как заснули? — Юноша приподнял полотно палатки. Оба часовых стояли, головы их поникли, подбородки уперлись в грудь, глаза были закрыты.

— Ты колдунья? — спросил он, вернувшись к девушке.

— Нет, просто я верная ученица моего Бога, — ответила она. — Этот дар я получила от него.

— Пусть же твой Бог хранит тебя. Мина, поспешим! Иди сюда. Мы уйдем в лес. Он недалеко отсюда. Тропинка идет прямо... — Он замолчал.

Мина качала головой.

— Мина, пожалуйста! — отчаянно настаивал он. — Мы должны спастись. Сегодня в поддень они собираются тебя казнить. Глокоус убедил их так поступить. Он боится тебя, Мина.

— У него есть причины меня бояться, — сурово сказала она.

— Какие? Ты собиралась мне что-то рассказать о нем. Что это?

— Только то, что он совсем не такой, каким кажется вам, и что это от его колдовства умирают ваши люди. Скажи мне, пожалуйста, — и она снова мягко приложила палец к его щеке, — ты хочешь наказать Глокоуса? Раскрыть всем его намерение погубить вас? Раскрыть его смертоносный план?

— Да, конечно, но что...

— Тогда сделай так, как я скажу, — сказала Мина. — Моя жизнь зависит от тебя. Если ты подведешь меня...

— Я не подведу, Мина, — прошептал Сильван и прижал ее руку к губам. — Я принадлежу тебе. Можешь распоряжаться мною.

— Ты придешь на место моей казни. Ш-ш-ш! Не говори, пожалуйста, ничего. Позаботься об оружии. Стань рядом с Глокоусом. Возьми с собой побольше телохранителей и не отпускай их от себя. Ты сделаешь это?

— Конечно, но зачем? Мне придется увидеть, как тебя убьют?

— Ты узнаешь, что надо делать и когда это надо делать. Успокойся. Единый Бог с нами. Теперь тебе пора идти, Сильван. Генерал собирается послать кого-нибудь к тебе в шатер, чтобы проверить тебя. Он не должен заметить твоего отсутствия.

Расстаться с ней для него было все равно что лишиться самого себя. Сильван протянул руку и пробежал пальцами по голове Мины, чувствуя тепло ее кожи и мягкость коротких волос. Она притихла под его рукой, не приникая к ней, но и не отстраняясь.

— Какими были твои волосы, Мина? — полюбопытствовал он.

— Они были цвета пламени, длинные и очень густые. Их пряди могли бы обвить твои пальцы и пленить твое сердце.

— Должно быть, твои волосы были прекрасны. Ты лишилась их из-за болезни?