Он хотел меня напугать? Ну разве что шокировала внезапность. А в остальном…

Я вывернулась и обняла его сама.

– Ром, не надо меня пугать. Больше всего на свете я боюсь того, что ты меня бросишь. Прости, если я веду себя как-то не так. Но ты, кажется, говорил, что сделаешь всё, что я попрошу? Как же это?

Он смягчился и немного успокоился.

– Девочка, это так.

– А если я попрошу оставить меня?

Роман покачал головой:

– Ну разве что кроме этого.

Думаю, если выяснять дальше, мы найдём много этих ‘кроме’.

Хорошо, я не буду. А что делать? Никаких конфронтаций, я ничего не добьюсь возражениями. Он позволяет мне только одно - быть слабой женщиной в его объятиях. Но я ему не игрушка! Он будет со мной считаться, рано или поздно. И пусть всё будет так, как он говорит, я своё возьму.

Только останься со мной, мой любимый.

– Пошли домой.

Я взяла его за руку и направилась к подъезду.

Он за два шага догнал меня и властно обнял за плечи, словно утверждая свои права.

Только одно - мне уже очень любопытно.

– Ром, а с кем ты играешь в шахматы по средам?

– Потом.

Равнодушный, твёрдый ответ. Понимаю, не хочешь говорить. Но что может быть страшнее того, что я уже о тебе знаю?

Ого. Неужели этот - Рольсен?

Или кто-то подобный - охотник на Лану?

87.

– Даш, идёшь завтракать?

Кажется, Роман повторяет это второй раз.

– Даша!

Да, я слышу. Надо, наверное, ответить? Хотя бы пошевелиться.

– Даша, проснись.

Я правда очень хочу сказать что-нибудь.

Постель просела под тяжестью, и холод его прикосновенья стал потихоньку разгонять вязкий дурман.

– Сегодня ляжешь пораньше. Ты спала совсем мало, но на работу опаздывать нехорошо. Если, конечно, хочешь работать. Ты можешь совсем бросить. Давай вместо этого ты выспишься - мы можем провести целый день в постели. А?

Я, наконец, продрала глаза. Практически буквально.

– Ром, заманчиво, но я должна работать. Послезавтра суббота, я буду с тобой весь день, если хочешь.

– Если хочу?
– он наклонился совсем низко.
– Я не могу дождаться субботы.

Полушёпот - немного хриплый. Прохладное дыхание овеяло моё лицо. Чуть горьковатый аромат - это какой-то одеколон? Или его собственный запах? Он всегда так пахнет. Моя подушка так пахнет, когда его рядом нет. В снах я чувствую этот запах, и наутро не остаётся воспоминаний, кроме него и смутного ощущения удовольствия.

Ещё немного, и я сама никуда не пойду.

– Ром, уйди, пожалуйста. Я уже проснулась и сейчас приду.

– Я тебе не мешаю.

В его полушёпоте чувствую привычную улыбку.

– Мешаешь. Я совершенно не могу себя заставить идти на работу.

Тихонько усмехнулся и встал.

– Ну хорошо, жду на кухне.

Он ушёл, но остался образ - его запах, эхо его шёпота, ощущение прохладных искр по коже. И это ощущение странным образом бодрило.

Я вылезла из постели. Теперь нахожу в себе силы.

88.

На кухонном столе высилась маленькая горка очищенных мандаринов.

Когда я вошла, из-за неё показались кофе и овсянка, но я не обратила на всё это внимания.

Так неудобно… Он ведь старался. Хотел меня порадовать. Но… Я не могу просто покивать и съесть, зажав нос. Не тот случай.

– Ро-ом… извини. Но это - не надо, - сказала печально. Очень печально, всё-таки мандаринов хотелось.
– У меня аллергия на цитрусовые.

Он стоял у разделочного стола, скрестив руки. Улыбался.

– Даша, ешь.

– Я не могу их есть. Правда. Я пробовала.

– Можешь. Просто бери и ешь.

Вот так равнодушно. С лёгкой улыбкой. Он знает, что говорит? Снова вопрос доверия?

– Мне не станет плохо?
– уточнила снова. Только не раздражайся, я просто боюсь. Всю жизнь этот фрукт был для меня запретным плодом. Всю жизнь удовольствие несло в себе большие неприятности. И сейчас я просто боялась. Роман, я тебе доверяю. Просто не могу побороть страх.

Он взял мандаринку и разломил на дольки.

– Не станет.

Провёл долькой по моим губам, и в нос ударил соблазнительный и запретный аромат. Да будь, что будет!