Наверно, просто так, с радости.

Журавли устраивают танцы на болоте.

Соберутся в кружок, и вот один или двое выходят на серёдку и начинают приплясывать.

Сперва ничего – только подпрыгивают долгими ногами. Дальше больше: пускаются в широкий пляс и такие коленца выкидывают – помрёшь со смеху! И кружатся, и прыгают, и вприсядку – ну точь-в-точь трепака откалывают на ходулях! А те, что кругом стоят, равномерно, в такт, хлопают крыльями.

А у хищных птиц игры и пляски в воздухе.

Особенно отличаются сокола. Они поднимаются под самые облака и там показывают чудеса ловкости. То, разом сложив крылья, с головокружительной высоты камнем летят вниз – над самой землёй раскинут крылья, широкий круг дадут и снова взмоют ввысь. То застынут высоко-высоко над землёй – и висят с распростёртыми крыльями, как на ниточке подвешенные к облакам. То вдруг примутся кувыркаться в воздухе через голову, как настоящие небесные клоуны, турманом-турманом падают к земле, выкидывают «мёртвые петли», кружатся, крыльями плещут.

Весна кончается. К нам в Ленинградскую область прибыли последние птицы, зимовавшие на юге.

Как мы и ожидали, это птицы в самых ярких и пёстрых нарядах.

Теперь, когда луга покрылись цветами, а кусты и деревья – свежей листвой, им легко прятаться от хищников.

В Петродворце видели над ручьём зимородка в изумрудно-коричнево-голубом мундире. Он прилетел из Египта.

В рощах свистят флейтой и драной кошкой кричат золотые иволги с чёрными крыльями. Они прибыли из южной Африки.

В сырых кустарниках появились синегрудые варакушки и пёстрые чеканчики, на болотах – золотистые плиски (жёлтые трясогузки).

Прилетели розовогрудые жуланы (сорокопуты), разноцветные, с пышными воротниками из перьев кулики-турухтаны, зелёно-голубые сизоворонки.

А один крылатый чудак – коростель-дергач – чуть не пешком пришёл из Африки.

Дергач летает тяжело и не очень быстро.

Ястреб или сокол легко поймает его на лету.

Зато дергач замечательно быстро бегает и отлично умеет прятаться в траве.

Поэтому на крылья он поднимается только там, где ему необходимо, да и то ночью.

Теперь дергач целыми днями кричит у нас в высокой траве:

– Крек-крек! Крек-крек!

Слышать его можно, а выпугнуть из травы и рассмотреть, какой он, – попробуй-ка!

Все в лесу веселятся, а берёзы плачут.

Под горячими лучами солнца сок быстрее и быстрее течёт по всему их белому телу. Через поры коры он выступает наружу.

Люди считают берёзовый сок полезным и вкусным напитком. Они надрезают кору и собирают его в бутылки.

Деревья, у которых выпустили слишком много сока, засыхают и гибнут, потому что сок у них всё равно что у нас – кровь.

Белка всю зиму жила на одной растительной пище. Лущила шишки да ела заготовленные с осени грибы. Теперь пришло время ей полакомиться мясным.

Многие птицы уже устроили себе гнёзда и отложили яйца. Некоторые вывели даже птенцов.

Белке это на руку: она отыскивает птичьи гнёзда на ветвях и в дуплах деревьев и таскает из них себе на обед птенцов и яйца.

Этот хорошенький грызун не уступит любому хищнику по части разорения птичьих гнёзд.

Эти любопытные цветы – редкость у нас на севере. И когда их видишь, невольно вспоминаешь их знаменитых родственников – изумительные орхидеи, которые растут в тропических лесах. Там они встречаются и на деревьях. У нас же – только на земле.

У некоторых наших орхидей поразительные корни: пухлые ручки с растопыренными пальчиками. А цветы порою очень красивы, но иногда невзрачны. Зато как пахнут эти цветы, цветы кокушника, любки, бровника! Пьянеешь от их аромата.

Но самую замечательную из наших орхидей я увидела впервые только на днях, в Ропше. У этого незнакомого мне растения было пять крупных красивых цветов. Я повернула один цветок кверху, но тотчас же брезгливо отдёрнула руку. Прильнув к цветку, сидела странная красно-бурая муха. Я хлопнула по ней колоском. Она и не шевельнулась. Я присмотрелась. Это была не муха. У неё было бархатистое тело с голубым пятном, короткие мохнатые крылья, голова, пара усиков. И всё-таки это была не муха. Это была часть цветка – тогда еще мне не известного – орхидеи Офрис-мухоноски.