Он добрался до уступа крыши – теперь край кровли оказался примерно на уровне его роста. Загнутая кромка медного листа врезалась в ладони. С огромным трудом Елло подтянулся, чувствуя, как лист разрезает пальцы до костей, и вполз на крышу.

– Такая прогулочка только на пользу. Колечко с камушком за мной, - Елло пытался говорить бодро, но не узнавал своего голоса. – Вперед, Ила.

И Ила пошла. Она скользила легко и, казалось, без труда, будто тень.

– Руку, правую руку поднимаем вверх. Держись за пояс как можно крепче. Так… теперь аккуратненько левую. Осторожно! И не дергайся, как рыба на крючке. Сейчас я тебя вознесу.

Хрупкое тело Илы показалось Елло налитым свинцом. Он еле втянул сестренку на крышу. Несколько минут Елло лежал неподвижно, закрыв глаза, подставив разгоряченное лицо потокам усиливающегося дождя. Неожиданно явилось неприятное воспоминание. Прошлой зимой Елло умудрился провалиться под лед, течение властно влекло его, через полупрозрачную корку льда он видел голубизну неба, а воздуха оставалось все меньше. Спасла полынья, он сумел тогда удержаться за ее край.

– Елло, Елло, ты жив? Что случилось?

– Тише… Сон досматриваю. Двигайся, Ила. Самое трудное позади… Черт бы побрал этот ливень.

Они шли по крыше, по широкой плоской крыше, крытой медными листами – такой надежной и незыблемой. О предстоящем прыжке на небольшой уступ соседнего дома Елло старался не думать. Только теперь он понял неосуществимость своего плана. Он знал, что не удержится на мокрой площадке, соскользнет вниз, под ноги ленивого стражника, в пылающие отраженным огнем лужи. Широкая плоская крыша под ногами – ах, если б ей не было конца! «Мама учит – смерть вовсе не страшна, наоборот: она – избавление. Это ошибка. Ошибка. Только отступать уже нельзя. Хорош я буду, если останусь здесь. Позорище… Ну уж нет! Лучше…»

– Эй!

Взмахнув руками, белой чайкой соскользнула Ила в освещенный провал двора. Короткий вскрик и отвратительный звук удара тела о камни. Елло так и не сумел до конца восстановить в памяти дальнейшие события этой ночи. Припомнил лишь обрывки, похожие на кошмарный бредовый сон. Он не мог представить себе, как удалось ему преодолеть зияющую пропасть, удалось удержаться на площадке, пробежать по гребню крутой крыши, спрыгнуть с высокой стены, не поломав ног…

Он мчался по элторенским улочкам все дальше и дальше от храма, вряд ли понимая, куда бежит. Но инстинкт вел его к заброшенному, давно всеми забытому подкопу под городскую стену, который он отыскал месяца три назад во время одной из беспечных прогулок по городу.

Когда Елло открыл глаза, светило солнце. Сорока, вспорхнув с ветки, обдала его каскадом ледяных капель, сорвавшихся с листвы. Елло с трудом поднялся, посмотрел на свои израненные, с ободранными ногтями руки и понял, что спасен – и что не уберег Илу.

Как поступить дальше, Елло не знал, и после недолгого раздумья решил все же рискнуть и пробраться к дому Лориганы, надеясь, что за ней не следят. Прихрамывая на обе ноги, Елло побрел в сторону южного предместья Элторены, где жила девушка.

Запоздалое раскаянье

Подъезжая к дому, Мерэна увидела Лоригану, стоящую у распахнутой двери. Взволнованное выражение ее лица насторожило Мерэну.

– Елло бежал. Часа два, как мы расстались. Ты легко нагонишь его. Елло просил передать, что намерен пробираться в Гризонтию, где и будет тебя дожидаться. В Рин-пи, портовой таверне.

– А Ила?

– Илы нет. Она не удержалась на крыше храма. – Лоригана заговорила торопливо, пытаясь наполнить возникшую пустоту потоком слов. – Елло верит, что больше с тобой не разлучится. Он обещал каждый вечер приходить в таверну. Мерэна, если нужны деньги на дорогу – вот… Все, что у меня есть. Немного, правда, но…

– Спасибо, Лоригана, спасибо. Оставь себе. Она умерла сразу?

– Не знаю…

– Великая жрица простила меня. Я иду в храм.

За сына Мерэна не тревожилась, уверенная, что тот сумеет постоять за себя, выкрутиться из любой истории. Понимая, что ей не в чем упрекнуть Елло, тем не менее, она не могла видеть его. Может быть, когда-то, в далекой Гризонтии, но только не сейчас.

Мерэна не испытывала к дочери любви. Разве что в далеком детстве. Но со временем проявились черты характера Илы – робость, застенчивость, пугливость. Мерэна не могла понять человека, столь разительно не похожего на нее, а ведь это была ее собственная дочь. Непонимание, несходство вызывали неприязнь. В сравнении с братом Ила и вовсе походила на бледную сонную тень. Елло – сильный, злой, отчаянный, способный вынести любой удар и не сломаться, вопреки всему достичь своего. А Ила… Религиозные измышления Мерэны окончательно притупили любовь к дочери. Она представлялась ей посредственным человеком – иными словами, «никаким», иными словами, недостойным жизни в «подлинном мире».

Мерэна прекрасно понимала, что нельзя так относиться к собственному ребенку, но ничего не могла сделать с собой. Она старалась заботиться об обоих детях одинаково, но поступками ее руководил долг, а не сердце. И только теперь, когда Ила была мертва, Мерэна поняла, что так и не узнала своей дочери. А смерть пришла по вине матери. Увлеченная изысканиями истины, она с легкостью шла на риск, втягивая в опасный водоворот и детей. И вот – Илы нет. Пришло пробуждение. Несуществующие плиты несуществующего храма оборвали сон. А там – высший разум, истина, счастье, свобода? Пустые слова, слабое утешение… Илы нет на этом призрачном, нереальном свете. Пусть все сон, но пока он длится, страшно пробуждение. Или впереди мрак, пустота, небытие? Мерэна больше не верила ничему. Ни тому, что доказывала своим слушателям во время долгих ночных бесед, ни в царство Тьмы, ни в рай, ни в ад. Что значат все эти пустые фразы, когда Ила умерла? Ила, которой всегда недоставало заботы и ласки. Ила – нелюбимая матерью и постоянно запугиваемая братом маленькая девочка, ничего не успевшая увидеть на этой земле. Ее дочь…