Шрифт:
Пронесу –
Жители,
Спешившие на стоны,
Псов голодных
Видели в лесу.
Я поверю
Снам и ворожеям.
Молодость,
У скорбного села
Почему осталась в окруженье
И ко мне
Пробиться не смогла?!
Вспомню – плачу.
Не могу.
Нет власти:
Слышу,
Вижу,
Как идут бои.
На бегу
Редеющие части –
Годы отходящие мои.
ОГНЕВАЯ СТРАНА
Забери меня, память,
Домой пусти,
К тем дымам,
Что гуляли в овсе.
Огневая страна моей юности,
Ты во мне –
Навсегда, насовсем.
Обними меня
Давними стужами,
Чтоб не смог я
Уйти никуда!
Ослепленный тобой
И контуженный,
Не в свои
Завернул я года.
Ни огня.
Ни окопа.
Ни выстрела.
Раскаленный
Подай карабин!
И дождями
Бинты мои выстирай,
Забери ты меня,
Не губи.
Что ж ты, Родина,
Что же ты,
Что же ты?..
Никогда я не бил наугад.
40
Я по крику,
По хрипу,
По шепоту
Различу
Своего
И врага.
ПО РАЗЛОМАМ ВОЕННОЙ ЗЕМЛИ
Юз Алешковский устроил бунт
в армии в 1949 году, за что был
осужден на четыре года, а
впоследствии эмигрировал. Михаил
Сопин сделал примерно то же самое
через два года, был признан
шизофреником, и это клеймо
осталось на всю жизнь. Случилось
это так.
После войны Мишка, имеющий к
тому времени пятиклассное
образование, жил с бабушкой на
курщине, работал в колхозе. Потом вернулся в Харьков, кончил ремесленное училище.
Вместе с матерью трудился токарем на заводе, где когда-то служил испытателем танков
его отец. Но надолго там не задержался - ушел бродяжничать вместе с подростками, сбе-
жавшими из колонии Макаренко. Ребята «прокатились» до Владивостока и обратно. В
1949 году Михаил был арестован за хранение оружия. Отбывал на строительстве котлова-
на Цимлянской ГЭС. Через полтора года освободили по амнистии.
И почти сразу – армия. Михаил был зачислен в танковый десантный батальон - по
тем временам, войска элитные. Он был водителем-механиком.
О послевоенной Красной Армии обычно отзываются хорошо: дедовщины еще нет.
Однако вспомним фильм «Анкор, еще анкор», который не могут простить режиссеру Пе-
тру Тодоровскому генералы. Были, были и в той армии свои проблемы...
Одна из них - расслоение: тех из начальственного состава, кто «не нюхал пороха», и
призывников, побывавших в полосе боевых действий. Опаленные войной не признавали
унижения, неуважения к личности, мелочных придирок. Они легко вступали в конфликты,
реагировали нервно, могли стать непредсказуемыми в поведении. Например, заходит лей-
тенант в казарму перед сном, требует выстроиться по форме, а солдату надоело обуваться-
разуваться. Он сунул портянки под матрац, а сам голыми ногами - в сапоги. У лейтенанта
взор зоркий:
– Это что такое из-под матраца торчит? Что за сопли?
– Это не сопли, а солдатские портянки!
– Мо-олчать! Ты в какой армии служишь?
– В американской!
– Что-о-о?!
41
– Вы что, сами не знаете, какая здесь армия? (И поехало-пошло...).
Не когда-нибудь, а в час ночи, когда сон солдата должен быть особенно крепок, его
вызывают в штабную комнату на проработку. Михаил сорвался и, схватив автомат,
побежал за лейтенантом, а когда его стали окружать, забаррикадировался в пирамиду с
винтовками, готовый отстреливаться до последнего.
Армейскому руководству хватило мудрости уговорить солдата сдаться, а доводить
дело до трибунала не захотели: это бросило бы пятно на образцовую часть. Проще
представить взбунтовавшегося солдата «дуриком». Михаила отправили в больницу, где он
объявил голодовку. Впоследствии был списан с воинской службы с «волчьим билетом», в