Руки поднимаются не сразу, но их все равно много.

– Говори!

Неандерталец мнется несколько секунд, собираясь с духом, потом выдает:

– Мамонт ест траву, кусты и деревья. Он топчет землю и дает много навоза. От этого трава растет хорошо, а деревья – плохо. Без мамонта наша степь станет болотом или зарастет лесом. В лесу и болоте мало еды для животных. Там не водятся стада, на которые охотятся люди.

– Хорошо, – кивает Семен. – Теперь трудный вопрос. Чьим воплощением является мамонт: Аммы, Пренгола или Умбула?

Вопрос, конечно, не очень сложный, но верования каждого народа они изучали на разных уроках, а сравнительный анализ не проводили. Дети должны сделать это сами – смогут?

– Топихок, говори! – Семен ловит себя на мысли, что уже подзабыл, имазр этот мальчишка или лоурин. Тем не менее он – один из лучших, только не знает об этом.

– Амма, Пренгол и Умбул – названия Бога Творца на языке темагов, лоуринов, аддоков и имазров. Он создал все три мира – Нижний, Средний и Верхний. Чтобы наш Средний мир не превратился в Нижний, Творец бережет его. Для этого он стал мамонтом.

– Садись, правильно! Кто хочет добавить?

Желающих несколько. Семен выбирает неандертальскую девочку:

– Все люди знать, что Бог Творец один есть. Не все знать, что этот мир он мамонт стать. Семхон говорить люди это. Теперь люди знать.

– Ну-ну, – усмехается Семен, – люди и без меня когда-нибудь додумались бы. А теперь перестань волноваться и повтори то же самое, расставляя и меняя слова как надо.

С паузами и запинками девочка повторяет – почти без ошибок. Семен больше не в силах выносить умоляющий взгляд. Он берет в руку кусок мергеля и на сланцевой плите, прислоненной к стене, крупными буквами пишет: РЫБА, ОЛЕНЬ, ЧЕЛОВЕК. Тычет пальцем:

– Какое слово? Говори!

Маленький питекантроп вскакивает – он счастлив:

– Лы-ыбар! А-а-линь! Чи-а-вик!

– Молодец! Садись!

Говорить и тем более читать Пит, конечно, не умеет. О чем идет речь в классе, он не понимает или почти не понимает. Он в основном «обезьянничает» – подражает присутствующим, повторяя их действия. В том числе поднимает руку, изображая готовность ответить на вопрос. Нет горше обиды, если других вызывают, а его нет. Специально для него Семен придумал десяток вопросов, ответы на которые Пит обычно угадывает. Время от времени, давая ученикам передышку, Семен вызывает маленького питекантропа. Смеяться «в голос» на уроках запрещено, улыбаться – можно. Впрочем, никто особенно и не смеется. Просто у детей не так уж много развлечений, и Пит сделался одним из них. С ним возятся как с любимой игрушкой и конкурируют друг с другом в попытках хоть чему-нибудь его научить.

«Это, наверное, интереснее, чем со щенком или котенком. Кроме того, рядом с ним каждый чувствует себя очень ученым и умным – это льстит, так сказать, самолюбию. При этом все забывают, что Пит, по сути, еще младенец. Сами они в его возрасте… Впрочем, поскольку мальчишку никто не обижает, будем считать, что идет научный эксперимент: до чего сможет доразвиться реликтовый гоминид в условиях интенсивного обучения? Существует прямая связь между речью, интеллектом, мелкой моторикой кисти руки и информационной насыщенностью среды. Вот и посмотрим…»

Ни зимой, ни весной войны не случилось, и учебный год Семен благополучно закончил. Впрочем, как сказать…

В тот день нового материала Семен не давал – «гонял» учеников по пройденному. С перемен они возвращались неохотно: на улице травка зеленеет, солнышко блестит – весна, точнее, почти уже лето. Планы свои учитель скрывал до последнего момента. И этот – радостный для него – момент наконец настал.

– Поздравляю вас, дети разных народов, с окончанием учебного года, – с усмешкой сказал учитель. – Этот урок – последний. До осени никаких занятий не будет. С этого момента можете болтать на родных языках и вообще делать что хотите. Все свободны! Не слышу радостных криков?!

Криков действительно не было, и Семен продолжил:

– Можете отправляться в свои стойбища. Я попросил имазров и аддоков прийти за вами – их стоянки видно со смотровой площадки. Темагов (неандертальцев) отвезет на тот берег Седой – он приплыл еще вчера. Лоурины отправятся завтра с Варей – на волокуше. Отдыхайте! Да, чуть не забыл: можете забрать свою старую одежду, если она вам еще не мала, а можете отправляться в нашей. Дома скажете, что это – священная одежда из шерсти мамонта, которую умеют делать лоурины. Впрочем, – поправляется Семен, – не только мамонта, но и других животных.

Дело в том, что лоуринские прядильщицы и ткачихи давно уже вошли во вкус и использовали все подряд. В том числе шерсть «союзных» волков. Подвергаться вычесыванию во время линьки эти гордые зверюги любили – даже те, которые с людьми почти не общались. А уж шкуры копытных, забитых весной и осенью, оказались просто неисчерпаемым источником сырья. Ткани получались толстые и грубые, но одежда из них была легче и, главное, при носке пропускала воздух. Рубахи из шкур постепенно становились лишь зимней одеждой, защищающей от мороза и ветра. Для стирания межплеменных различий Семен с самого начала заставил всех учеников одеваться одинаково – в одежду из шерсти, изготовленную по его спецзаказу.