Освоение человеком прибрежных и морских ресурсов Тихоокеанского бассейна началось уже в конце плейстоцена и активно продолжалось в голоцене. Эволюция: от собирательства в приливно-отливной зоне до морской охоты, то есть охоты с воды на тех, кто в ней плавает. Резкое потепление в конце плейстоцена поставило мамонтовую фауну на грань вымирания. При этом температура воды в океане поднялась на несколько градусов. Это создало благоприятные условия для развития морской фауны, в том числе млекопитающих. Считается, что климатические изменения и всеобщая перестройка экосистем привели к трансформации охотников тундры в морских зверобоев. Причем охота на морских млекопитающих возникла там, где были наиболее благоприятные условия, – на лежбищах. Для такой охоты сначала использовались обычные сухопутные орудия: лук и стрелы, копья, дротики, дубинки и палицы. Дальнейшее развитие промысла привело к появлению специализированных орудий…

По морфологическим, физиологическим и прочим параметрам многие ученые считают современных эскимосов довольно близкими вымершим неандертальцам. Это, конечно, не свидетельствует о каком-то генетическом родстве, но является показателем сходства условий жизни и способов адаптации к ним.

А ведь у нас тут сейчас как раз то самое время… На здешнем Тихом океане формируются новые экологические ниши для людей. Со временем они, конечно, заполнятся туземцами, но это произойдет не завтра… Так что же, неандертальская „земля обетованная" существует в реальности?! Смешно, однако…»

На данную тему Семен думал много дней. Контур замысла становился все более четким, а вот «фундаментальных» недостатков в нем автор не находил, что было в общем-то подозрительно.

По окончании своих размышлений вождь и учитель народов не издал указ о начале строительства лодок, которые звались бы «Вера», «Надежда», «Любовь». В старой песне Макаревича с этого «все начиналось», а Семен начал с другого – он сочинил сказку.

Дети любят слушать сказки. Некоторые даже умеют их сочинять. Неандертальские дети умеют – все поголовно. Они просто поселяются в волшебном лесу Вини-Пуха или в условном мире палеолитического варианта «Ну, погоди!». Они там живут и рассказывают как очевидцы. Новая сказка «У горькой воды» стала вскоре самой популярной, получила бесконечные продолжения. В ней все необычно и ново, в ней живут такие странные, смешные и вкусные существа – моржи, тюлени, нерпы…

Наверное, этот сюжет действительно что-то затронул в неандертальском сознании или подсознании. После первых же каникул, проведенных детьми среди сородичей, о стране, где живое жирное мясо плавает в воде и лежит на берегу, заговорили взрослые. Эта сказка не противоречила их мифу, гармонично вписывалась в их культурно-информационное поле. Собственно говоря, она была его частью, которая теперь оказалась названной, то есть проявленной. Страна, лежащая у границы «горькой воды», для них стала столь же реальной, как Амма, бхаллас или убитый вчера олень.

Примерно год спустя первоклассник-неандерталец спросил учителя, почему народ темагов живет здесь, а не у горькой воды? Семен не сразу нашел, что ответить.

Это была обычная ежегодная Семенова рыбалка – несколько свободных дней после окончания занятий в школе. Вставать в несусветную рань, на зорьке, чтобы поймать несколько рыбешек, он не собирался. Однако вчера рыбак принял «граммульку» и как-то незаметно уснул – очень рано. В итоге утром проснулся отдохнувшим и свежим еще до восхода.

Стоял полный штиль, над водой висел молочный туман, кое-где подсвеченный уже первыми лучами солнца. Птицы молчали, слышалось лишь тихое журчание воды в притопленных кустах да тяжелые всплески рыбы на русле и в заводях. Вода давно уже начала спадать, но часть поймы еще оставалась затопленной. Один такой разливчик, напоминающий озеро со слабым течением, Семен облюбовал еще накануне. Собственно говоря, место было, наверное, не лучше и не хуже других, но оно было новым и потому манило. Семен погрузился в лодку и заработал веслами, прогоняя утренний озноб и стараясь не слишком нарушать тишину.

На разливе он остановился недалеко от полузатопленных зарослей, тихо опустил в воду якорь, размотал леску и сделал первый заброс – вот он, кайф! Почти сразу клюнуло, и Семен выдернул широкую белую рыбину граммов 500—700 весом – таких или почти таких рыб он называл подлещиками.

Сняв добычу, Семен насадил на крючок нового червяка, закинул удочку и, глядя на поплавок, свесил руку за борт и стал отмывать ладонь от слизи. И вдруг…

Опущенную в воду кисть кто-то обхватил и потащил вниз! Да так, что лодка качнулась!

Семен, естественно, дернулся в обратную сторону и не без усилия освободил руку.

«Еш твою в клеш! – изумленно разглядывал рыбак пострадавшую конечность. – Эт кто ж такой может быть?! Уж, наверное, не щука – она гораздо зубастей… Русалка или водяной?! А кто является прототипом водяного в русском фольклоре? Сом, что ли?! Во-от, значит, кто тут водится…»

В предыдущей жизни Семен никогда не ловил сомов: в детстве хотелось поймать, но не удавалось, потом расхотелось, потом он оказался на северо-востоке Азии, где эта рыба не встречается. «А на что их ловят? На живца, конечно, – на рыбку или на лягушку!»