– Похоже, справились, – ухмыльнулся ему вслед Кижуч. – Совсем перестал старших слушаться!

– Какие мы для него старшие?! – вздохнул вождь и глянул в дальний угол комнаты. – Осталось заставить его сражаться по-настоящему. Чтобы, значит, не самому пальмой махать, а людей вести.

Сухая Ветка почувствовала чужой взгляд и обернулась:

– Семхон будет сражаться.

Семену и Нарайсину предстояло наблюдать бой вместе – с пологого склона холма. Сопровождающие были лишены этого удовольствия – расположившись чуть в стороне и выше по склону, они должны были держать на прицеле вражеского колдуна, дабы тот не наколдовал чего лишнего. Не очень приятно, когда тебе в спину смотрит полдюжины дротиков или арбалетных болтов. А что делать?!

Семен отдал последние распоряжения и собирался уже отправиться к своему зрительскому месту, когда к нему подошел Кижуч:

– Бой начался раньше времени, Семхон.

– Что такое?!

– Они применили магию.

– Ее все всегда применяют – вокруг сплошное колдовство!

– Сейчас они запустили что-то очень сильное. Какой-то болезнетворный демон вселился в Барсука. Он мучил его всю ночь до рассвета, заставляя отдавать то, что внутри, – верхом и низом.

– Понос и рвота?! А судороги, головная боль, липкая кожа?

– Ну, да.

– Он просто чем-то отравился вечером! Съел что-то не то!

– Все пятеро воинов вкушали пищу вместе – из одного котла. Ты же видел это, да и сам, кажется, ел мясо.

– Ну, ел… И «чай» Веткин пил.

– Это колдовство, Семхон, – никаких сомнений. Они первые нарушили правила! Давай…

– Нет! Нам нечего им предъявить! Мало ли что Барсук мог съесть или выпить? И потом, признаки отравления иногда появляются не сразу – может, он траванулся позавчера, а скрючило его только сегодня! Кем вы его заменили?

Кижуч посмотрел на Семена непонимающе, и тот ужаснулся: заменить заболевшего воина никому и в голову не пришло! Точно больному не пришло в голову отказаться!

– Он хоть на ногах-то стоять может? – почти простонал Семен. – Беда мне с вами!

– Может, конечно, – заверил старейшина. – Против чужой магии твоя Ветка применила свою – женскую.

– Что-о?! Что она сделала?!

– Ну, не знаю уж, что она делала, но в итоге дала Барсуку выпить настой каких-то травок, и ему сразу стало легче. Перед боем он выпьет еще и, наверное, сможет сражаться.

– Да вы сдурели?! Его нужно просто кем-нибудь заменить!

– Что плохого тебе сделал Барсук? – насупился старейшина. – Почему ты хочешь признать его побежденным?

Семен открыл было рот, чтобы начать говорить, доказывать, спорить, но увидел вдалеке группу воинов и понял, что уже поздно – участники представления вышли на сцену. Ему остается лишь занять свое место под прицелом вложенных в металки дротиков.

Укитсов оказалось шестеро. Они подъехали с правой стороны верхом. Воины спешились, отвязали щиты, навесили на себя боезапас и оружие. После этого один из них, оставшийся невооруженным, увел лошадей обратно. Лоурины приближались пешком – среди них были два неандертальца, которых, как известно, лошади панически боятся.

Никаких театральных эффектов вроде фанфар, возвещающих о начале сражения, предусмотрено не было. Прибывшие первыми как бы обозначили огневой рубеж для своих противников – расстояние прицельного броска дротика. Как только враг на этом расстоянии окажется, можно начинать.

На последней полусотне метров у лоуринов произошла заминка. Высокий широкоплечий воин остановился, чуть согнулся в поясе и, воткнув древко пальмы в землю, прижал к животу руку. Соратники забрали у него щит. Пошатываясь, парень сделал несколько шагов в сторонку, приподнял рубаху, опустился на корточки…

– Похоже, твой воин обгадился со страху, – ухмыльнулся Нарайсин. На сей раз он был без маски.

– Смотри, как бы тебе за обиду не поплатиться, – мрачно изрек Семен, не подозревая, что воспроизводит фразу из популярного исторического фильма.

Между тем Барсук сделал свое дело и присоединился к товарищам. Лоурины вновь двинулась навстречу противнику, но, сделав несколько шагов, остановились. Они стояли минуты две, и татуированная рожа Нарайсина морщилась в довольной улыбке – он уже чувствовал себя победителем. Наконец воины внизу пошли вперед, только теперь их было четверо – на земле за их спинами остались лежать большой прямоугольный щит и скрюченное тело воина. Оно дергалось не то в спазмах, не то в судорогах. Причина задержки Семену была ясна: соратники обсуждали, следует ли добить «раненого» в соответствии с древней традицией или оставить в живых, как требует Семхон.

– Может быть, этого достаточно? – поинтересовался Нарайсин. – По-моему, итог уже ясен.

Семен промолчал: четверо против пятерых – очень плохо, но не безнадежно, ведь эти четверо… Укитсы еще не представляют, каков в ближнем бою неандерталец, прошедший лоуринскую выучку!

Откуда-то слева раздался топот, послышался тонкий крик, почти визг:

– Пай-пай! Пай-о-пай!

К месту битвы тяжелым галопом скакал всадник. Точнее – всадница.

Внутри у Семена все закаменело – Сухая Ветка.