Я не препятствовал.

Вольному - воля.

Но Костя начал "самостоятельность" с телевизионных разоблачений. Сначала я обиделся, но потом понял, что парень не такой уж простой. Он усек, что без "Ласкового мая" ему ничего не светит, а брань в мою сторону вызовет к нему интерес.

Поняв это, я успокоился. Пусть ругается. Ведь если он замолкнет, его забудут. А дело идет к тому, что скоро ему в армию, от которой Костя пытался спастись всеми средствами. Двухгодичный антракт мог поставить на его славе крест. Вот и тянуло Костю продержаться хотя бы с этим. Так что я в итоге стал совсем не против его лихих "разоблачений". Я начал понимать Костино положение и даже сочувствовать ему. Когда человек хочет оставаться на плаву любыми средствами, его уже ничем не проймешь. Разве что жизнь сама научит.

Но это я сейчас так думаю. А тогда, не скрою, я страдал, включая радио и телевизор. Про меня, про "Ласковый май" с завидным напором распространялось такое, что миллионам подростков, не говоря уже о взрослых, казалось бы, не оставалось ничего иного, как только возненавидеть нас и навсегда от нас отвернуться. А тут еще подлила масла в огонь газета "Социалистическая индустрия", поместившая настоящий кроссворд о том, что вроде бы на меня поступила какая-то грандиозная "компра", но пока она не подтверждается. Но может и подтвердиться... Хоть стой, хоть падай.

Получилось как в старом анекдоте про шубу. Либо я украл, либо у меня украли, но что-то произошло...

А тут еще новость. Помните, я упоминал фамилию Грозина? Прямо на концерте в "Олимпийском", где работал этот Грозин, появился Войтенко, элегантным жестом указал на него, и работники милиции, не церемонясь, арестовали Андрея. По Москве поползли слухи один страшнее другого. Филинов ходил по ЦДЛ, как Дантес перед дуэлью с Пушкиным. Он стал знаменитостью.

Что делать?

И в эту минуту ко мне, как ангел, явился Веденкин.

– Ну, что я тебе говорил? Фирма веников не вяжет. Не хотел меня слушать - теперь расхлебывай. Олежка прибрал к рукам твой "Ласковый май" и уже бороздит просторы, Филинов "опознал" на очной ставке Грозина, так что тебе и это пристегнут. По письму Войтенко тебе шьют расстрельное дело. Телевидение тебя доконает. Там у Филинова концы. Даже во "Взгляде". Но не дрейфь. Всегда есть выход.

– Какой?
– с надеждой вскричал я.

– Отстегиваешь мне сто тысяч, а остальное гарантирую.

Ну вот, считай позитивы. Филинов о тебе больше ничего плохого писать не будет. Орлов твоих выпустят на свободу, дело

замнут. Пой себе на здоровье, весели православных. Я не спал ночь, раздумывал над ситуацией. Как, оказывается, легко из человека сделать преступника. Еще две недели назад я подписывал автографы бесчисленным поклонникам "Ласкового мая", а сегодня меня уже обвиняют по "расстрельной" статье. Правда, есть возможность откупиться. Тем более, что предлагает человек из такой серьезной организации. Но чем больше я думал, тем сильнее начинал злиться. Что же это происходит?

Дело не только в деньгах, но неужели у нас все продается? ' я твердо решил: нет, ребята, на сей раз у вас не выгорит. И поел к прокурору района В. И. Севрюгину - опытному человеку, который, как мне кажется, скоро охладел к прыти своих починенных. Он, конечно, обомлел от сказанного мною и смекнул, что его правоведы перегнули палку, а уж что касается "чекиста", то это обыкновенный злодей.

– Что ж, придется выжигать скверну...

И Севрюгин вызвал к себе сотрудников ОБХСС. Веденкин появился у меня дня через три.

– Вот видишь, мы держим слово. Филинов молчит, на Шерешовца мы скоро найдем управу. Так что давай, Андрей, расплачивайся.

Пакет денег, помеченных ОБХСС, уже лежал у меня в кармане, но мне было сказано, что всю операцию надо проделать где-то в удобном месте, например, у Центрального телеграфа. Кажется, в уголовном розыске любят внешние эффекты.

Когда я шел на это рандеву, на душе было гадко - не по нраву все эти маскарады. Но когда вспоминал наглую улыбку Веденкина и его разглагольствования о том, что "все схвачено", мне хотелось побыстрее довести дело до конца. Уж очень надоели эти жирующие молодцы, прикрывающиеся высокими организациями и пускающие в ход красного цвета удостоверения.

"Место встречи изменить нельзя"... Я тоже чувствовал себя участником грандиозной чекистской операции, превратившись неожиданно из дичи в охотника.

Веденкин подошел вовремя, получил от меня пакет, похвалил, сделал ручкой и спустился в подземный переход. Я остался с разинутым ртом.

Однако умеют, когда захотят, славно работать наши сыщики. Оказалось, и влюбленная парочка, сидевшая на ступеньках перехода, и дряхлый старик с коляской, и скучающие молодые парни кавказского вида - все это был камуфляж. Все вдруг пришло в движение, все вдруг кинулись и вмиг скрутили бесстрашного Воинова - Веденкина и препроводили к черному лимузину.